Слезы богов

Моряки учебного отряда несли дежурства и вахты. Это занятие Тихон считал единственным достойным из всего, что ему тут приходилось делать. Стоя на тумбочке дневального, он часами жалел себя, сокрушаясь, что его преследует злой рок. Война ведь в самом разгаре, а вместо отца-командира, ведущего его в безудержную штыковую атаку, Тихону до сих пор доводилось видеть только сборище инвалидов, принуждающих его читать устав, мести в казарме пол и при строевом шаге отрывать ногу от плаца на высоту 40 сантиметров. Знал бы Тихон в тот момент, что это не последняя его учеба на этой войне…

Через месяц курс подготовки был окончен и все воспитанники учебного отряда были приведены к воинской присяге. На присягу в числе немногочисленных родственников моряков приезжала и мама Тихона, которая едва сдерживала слезы то ли от торжественности происходящего, то ли от переживания за будущее сына. Уже на следующее утро в отряд привезли новую партию добровольцев, а за старыми стали приезжать те, кого здесь принято было называть покупателями. «Рота, выйти построиться»! – звучала команда, и двести человек мгновенно строились в ротном коридоре в ожидании своей судьбы. Одноглазый командир роты зачитывал фамилии из списка, и краснофлотцы, в нарушение устава наспех обнимаясь с товарищами, выходили из строя и скрывались за воротами КПП в сопровождении неизвестных офицеров и старшин. Самая большая команда, насчитывавшая около 100 человек, отправилась из учебного отряда на вокзал. Эти моряки направлялись куда-то в центральную часть страны.

Около 50 моряков забрала себе морская пехота Северного флота для пополнения войск Северного оборонительного района. Эта команда на двух грузовых автомобилях отправилась в Ваенгу, где ей предстояло погрузиться на судно, идущее на полуостров Рыбачий. Тихон был расстроен, что не оказался ни в первой, ни во второй группе. По 20 человек забрали к себе бригада подводных лодок и бригада эсминцев. Этим ребятам Тихон не завидовал. Если убывшие на фронт максимум через неделю смогут увидеть врага, смогут по нему стрелять и отважно смотреть смерти в лицо, то последним двум группам еще предстоит много чего изучить и освоить, прежде чем стать полноценными членами экипажей. А это снова наставники и ненавистные тетради.

В огромной казарме, в которой еще несколько часов назад стоял птичий базар, теперь в разных углах и на разных ярусах коек осталось всего несколько краснофлотцев. Один из них окончил когда-то два курса медицинского училища, и за ним приехали офицеры из медицинского отдела флота. Троих забрали писарями в штабную команду. Даже за пареньком, который хорошо играл на трубе, уже приехали на полуторке из военного оркестра. Только Тихон оставался лежать в пустой казарме, положив под голову приготовленный вещмешок. Как и почти все юноши, попавшие в учебный отряд, краснофлотец Маркин начал курить. Сделал он это по одной простой причине – это было круто и по-взрослому. Теперь, лежа в огромном помещении, он то и дело выходил из казармы, чтобы стрельнуть папироску у молодого пополнения. Одноглазый и однорукий уже были заняты новыми моряками и ничего, кроме «жди», на вопросы Тихона не отвечали.

«Краснофлотец Маркин, выйти построиться»! – команда прозвучала, когда Тихон, уставший ждать своей участи, задремал в тишине опустевшей казармы. Он молнией спрыгнул со второго яруса и бросился в коридор, но увиденное там повергло моряка в шок. От неожиданности он споткнулся, упал и выронил вещевой мешок. В коридоре перед дверью казарменного помещения в черной шинели и фуражке стоял начальник гидрометслужбы флота, а одноглазый капитан передавал ему документы. Офицеры засмеялись, и командир учебной роты продолжил нахваливать усердие краснофлотца Маркина в освоении военной науки и его способность к учебе. Беляковский ответил:

– Да, я знаю. Мы с этим парнем уже встречались.

От учебного отряда до центра Мурманска надо было ехать примерно полтора часа по неосвещенной, плохо расчищенной дороге. Половину этого пути Тихон пытался сдержать слезы, которые так и наворачивались на глаза от мысли, что коварные метеорологи его перехитрили и что не видать ему теперь фронта, как своих ушей. Проезжая город, Тихон поймал себя на мысли, что не был в нем уже больше месяца. Он стал смотреть в окно автомобиля и постепенно успокоился. К зданию управления гидрометслужбы машина Беляковского подъехала ближе к полуночи. Входная дверь была уже закрыта. Майор Беляковский отпустил машину в гараж и позвонил в звонок.