Слева от солнца

— Еще скажи — чтобы съесть. Гусь-то у тебя вон какой жирный! — Валера уже вовсю дурачился. Распахнув руки, начал наступать на Юрашку.

— Фиг тебе, а не гусь!

— Я вот дам тебе «фиг»! А ну, стой!..

Генка расплылся в улыбке. Глядя на мечущихся по поляне Валеру с Юрашкой, подумал, что дети для того и созданы, чтобы сглаживать щекотливые моменты. В семье, в компаниях, где угодно. И не с цветами их надо сравнивать, а с волшебной палочкой. Потому что по мановению ока меняется все разом — ситуация, настрой, поведение. Вот и Варя успела прийти в себя и теперь громко смеялась.

— Юрашка! — позвал Гена. — Я, между прочим, тебе тоже часы купил. Даже двое.

— Спрячь! — отчаянно крикнул Юрашка. — Спрячь от этого бранденпупера!

— Что ты сказал? Кто это у нас бранденпупер! — Валера медведем качнулся к малышу.

— Не поймаешь! — Юрашка с визгом метнулся под грузовик, выскочил с другой стороны. Генка решил, что с дальнейшей раздачей разумнее повременить. Перемахнув через деревянный бортик, деловито поинтересовался.

— Так мы пойдем плавать или нет?

Варя, оглянувшись, кивнула. Часы она не стала надевать, а спрятала в кармашек, и Гена даже этому порадовался. Значит, понравились часики — будет потом рассматривать дома. Хотя — что в них такого? Часы — и часы. В самом деле, мелочь.

Или все-таки не совсем?..

Генка поскреб макушку и впервые не нашел ответа на такой пустячный вопрос. Обычно вопросы без ответов его раздражали, однако на этот раз получилось по-другому. Вопрос про часы он отложил на потом — на «сладкое». Потому что в отсутствии понятного ответа чувствовалось нечто важное — такое, что нельзя потрогать, но можно почувствовать и уловить. Как запах сосновой смолы, как дуновение ветерка…

Уже потом, после отъезда Валеры, вволю наплававшись и наплескавшись, они лежали на песчаном пляжике и глазели на шумящую среди камней стремнину. Урок плавания прошел не сказать, чтобы гладко, но водицы Гена нахлебался значительно меньше, чем на пруду, а с пятой попытки даже сумел одолеть отмеренную Варей дистанцию. В сущности, он проплыл свои первые десять метров! А вот синегубого Юрашку выманить из воды никак не удавалось. Пришлось вновь распаковывать сумку, демонстрируя пластмассовые часики и кепку от солнца. Кепкой Юрашка соблазнился не очень, а вот на часики клюнул. Тем более что от нарисованного на руке циферблата осталось одно воспоминание.

— Буду теперь, как Варя! — громко восхищался малыш и поочередно разглядывал свои руки. — Даже как две Вари. У меня же двое часов!

Зубы малыша отчетливо клацали, кожа покрылась мелкими пупырышками. В таком виде он походил на хвастливого лягушонка.

— А правда, зачем столько? — удивилась Варя.

— Как зачем? Рук-то у него двое, значит, и часов нужна пара.

— Все правильно, — подтвердил Юрашка. — Чтобы одна ручка на другую не обижалась.

— Чего, чего?

— Ну да! Раньше, когда одни часы были, у меня руки даже дрались. Кусались, царапались…

— Это как же?

— Да вот так, — Юрашка тут же сомкнул ручонки, которые принялись друг дружку хватать и душить. Сам Юрашка при этом издавал горловые звуки, даже немножко порычал. — А теперь все. Теперь они помирились.

— Здорово!

— Ну да. Теперь же я мужчина! С часами…

Генка улыбнулся. «Мужчина с часами» сидел в обнимку со своим резиновым гусем и мелко дрожал. На обеих руках у него красовались разноцветные часики, на всклокоченной головенке криво сидела кепка.

— Опять перекупался, чудо гороховое, — вздохнула Варя. — Будет теперь плохо спать.

— А вы чая с медом попейте. Мед, говорят, усыпляет.

— Попробуем. Если дядя Паша даст.

— Это здешний пасечник?

— Ага… — Варя покосилась на Генку. — Я не сказала тебе «спасибо».

— За что?

— За часы. Мне еще никто не дарил часов.

— А цветы? Цветы тебе дарили?

Варя посмотрела на него странным взглядом и промолчала. Пауза затягивалась, и на этот раз не выручил даже Юрашка. Действовать и выкручиваться пришлось самому.

— Я что, плохо выгляжу? — Генка выпучил глаза и старательно пошевелил носом. С носом пришли в движение уши, и Варя немедленно прыснула смехом. Дрожащий Юрашка обернулся к ним, устало и снисходительно улыбнулся. Совсем как наблюдающий за шуточками детей взрослый.

* * *

— Чего мастрячишь-то?

— Телевидение. Малышам хочу мультфильмы показать.

— А-а… — дед Жора по-гусиному вытянул голову. — Моя-то вроде далече?

Генка посмотрел в окно.

— Грядки поливает.

— Это хорошо, пусть огородничает… — дед с кряхтением сполз с печки, шагом вышедшего на пенсию ниндзя приблизился к дальней стене. — Ты это, посматривай за ней, что ли…

Генка оставил свои провода с батарейками, заинтересованно обернулся.

— А что за секреты?

— Секреты такие, что и знать не всякому положено, — дед откинул крышку лампового радиоприемника, и на свет явилась пузатая бутыль. — Видал? Вот он мой штофчик секретный!

— Самогон? — ахнул Генка.

— Сам ты самогон! Домашняя настоечка. На чистой смородине.

— Смородина вроде черная.

— Это у других черная да красная, а у нас еще и белая есть. — Дед Жора зубами выдернул пробку, полюбовался бутылью на просвет. — Смотри, как играет! Прям слеза ангельская.

— А почему — штофчик?