Слепцы

М-м-м. Вкус какой-то… Никакой. Вроде бы такой же, как у грибов, которые мы ели в зале Апсны, но немного другой. Главное, что нет горечи – явного признака яда. Пусть и без удовольствия, но есть местные «фонари» можно. И на том спасибо.

– А ты смельчак, Герман, – произносит Даша. Она повернулась на другой бок и внимательно наблюдает за моими манипуляциями.

Пф… «Смельчак», ага. Можно подумать, у нас есть выбор. Можно подумать, тут еда на деревьях растет, как в Наташиной любимой сказке про мужика и двух генералов[21]. Поневоле станешь смельчаком – голод-то не тетка. Хотя, конечно, приятно слышать от Даши лестные слова.

Сажусь рядом, протягиваю ей шляпку гриба:

– Попробуй. Не скажу, что вкусно, но есть можно.

Некоторое время Даша с опаской смотрит на угощенье. Какое-то время голод и страх перетягивают канат в ее голове. Потом голод побеждает. Словно сапер, идущий по минному полю, Дуся сосредоточенно жует гриб. До чего же уморительно она выглядит. Пытаюсь сдержать улыбку, но куда там…

– Сево лыбисся как Чефыский кот? – шамкает Дуся с набитым ртом. – Ифе дафай.

Я вздыхаю с облегчением. То, что она зубоскалит, – хороший знак. Значит, приходит в себя. Быстро… Я думал, что после смерти мужа и всех друзей Дарья долго не сможет оправиться.

Сильная она, эта Дашка, что тут скажешь. Причем и телом, и духом. Она не сдастся. Она будет драться до последнего вздоха. А значит, буду драться и я.

Не пропадем.

– Почему ты прыгнула следом? – спрашиваю я пять минут спустя, когда мы снова укладываемся рядом на песок.

Мы оба съели по три гриба и более-менее насытились. Я и Дашка почти не двигаемся, так что пищи хватит надолго. Желудок мой угомонился, зато очнулся от комы мозг, и тут же вернулся к своему любимому занятию: стал генерировать вопросы.

Даша молчит. Она лежит у самой воды, спиной ко мне, погрузив в озеро ступни.

– Ты ведь уже была там, в туннеле. Ты могла вернуться в систему Окро к остальным, – продолжаю говорить я.

– В пасть к рыбам, то есть? Прямиком в водоворот? – отвечает Дуся, не оборачиваясь.

– Тогда ты этого не знала, – парирую я.

– Понятно. Я тебя уже задолбала. Хочешь, чтобы я залезла обратно. Да не вопрос! – цедит она сквозь зубы.

– Не-не, я вовсе не…

«Сарказм и Даша умрут вместе», – слова Афанасия. Как обычно, в точку. Сарказм – ее вторая натура. Похоже, никакие испытания и лишения не изменят эту особу. И хорошо. Именно такая она мне и нравится: резкая, циничная, жесткая. Такую и люблю. Смогу ли я ее терпеть, не повешусь ли, проведя с ней один на один пару дней, – вопрос другой. Но факт есть факт: я люблю эту женщину. Люблю ее прекрасное гибкое тело, ее гордый непреклонный дух. Так что пусть злится, пусть рычит на меня. Лучше подеремся, чем будем молча сидеть каждый в своем углу.

– Не знаю я, не знаю, почему сиганула за тобой, – продолжает говорить Дуся, поворачиваясь ко мне. Взгляды наши встречаются.

В ее глазах сверкают странные огоньки. Давно я Дашу такой не видел. Никогда, если быть точным. Или это плод моего больного воображения? Или тараканы в ее голове устроили факельное шествие? Тоже выражение Афанасия. И тоже про Дашу.

– Не знаю, – повторяет Дуся, пододвигаясь ближе. – Я не думала в тот момент. Ни о чем не думала. Влюбилась, наверное.

– А? – только и могу выдавить из себя я.

Челюсть моя устремляется к полу.

Ни-хрен-на-се-бе…

Вот так поворот. Что угодно ожидал услышать, но только не такое.

Я сижу, приоткрыв рот, и хлопаю глазами. Мозг, едва оправившись от шока, начинает энергично искать подвох. Это может быть жестокая шутка. С Дашиным странным чувством юмора знаком я не понаслышке.

– Ну что ты смотришь на меня?! В первый раз видишь? – смеется она. Наверное, я со стороны выгляжу просто уморительно. Меня бросает то в жар, то в холод. Лицо то краснеет, то бледнеет. Кажется, даже волосы шевелятся. Даша смотрит на меня и смеется. Она уже не лежит, а стоит передо мной, сложив руки на груди.

– Да, бывает с нами, бабами, такая печаль, – продолжает Дуся. – А любовь – она, зараза, зла. Полюбишь и козла.

Я так растерян, что последнее сравнение пропускаю мимо ушей. Пусть называет меня как угодно: хоть ослом, хоть бараном. Это неважно. После такого признания я готов простить ей все колкости, все насмешки. Сразу, авансом.

– Любовь зла, и козлы этим пользуются, – цитирую я одну из многочисленных шуток Алекса.

Даша, не ожидавшая от меня такой прыти, сначала опешивает, а потом вновь принимается хохотать. Я тоже смеюсь. И, как это бывало ни раз, именно смех становится той силой, которая ломает последние барьеры и окончательно сближает нас…

* * *