Слепой. Выстрелы в темноте

Здесь, во внутренних помещениях, никто не удосужился замести следы. Остались табуреты и продавленные кресла, обшарпанный видак и объемистая коробка с кассетами, выключенный из розетки чайник «Tefal».

Не осталось только окурков и посуды, по которым эксперты могли бы определить химический состав слюны. Предварительный беглый осмотр показал, что и отпечатков пальцев, по-видимому, обнаружить не удастся – бандиты предусмотрительно не снимали перчаток. Впрочем, люди, попавшие внутрь, не собирались начинать расследование, отсутствие улик их не особо огорчило.

Обнаружилось помещение, где держали заложников. Здесь со спокойной душой оставили и миски с ложками, и немногочисленные окурки. В воздухе витали запахи женских духов, начищенных мужских ботинок. Теперь здесь было пусто, бандиты вместе с заложниками просочились из-под колпака.

Внешнее наблюдение тем не менее решили не снимать – фасеточный «глаз» на всякий пожарный продолжал таращиться издали на пустое здание.

* * *

Для всех, кроме Плаща и Сыча, «объект номер два» был совершенно новым, непривычным местом. По сравнению с убежищем он имел свои плюсы и минусы. Однозначным плюсом мог считаться гараж, который отсутствовал по прежнему адресу. Зато подземного пути отступления «объект» не обеспечивал.

Мебели здесь не было никакой, видака с кассетами – тоже. Зато матрацев и байковых одеял без пододеяльников хватало на всех. Окна без стекол и рам были заколочены необрезными досками и пропускали солнечный свет через неровные щели. Наблюдать за окрестностями удобно. Если внутри не зажигать свет, тебя не заметят, зато увидишь многое.

При отсутствии стекол громкий крик из любой комнаты, даже из коридора, могли расслышать на улице. Ее отделяла от здания только полоса пыльных кустов, последний раз подстриженных давным-давно, и забор, украшенный щитом. Он информировал о начатой стройке, точнее сказать, перестройке невзрачного трехэтажного дома некой фирмой со звучным названием. Красовалась черным по белому даже фамилия прораба.

С внутренней стороны забора стояло для вида несколько поддонов с кирпичами, валялась пара мешков с закаменелым цементом. Чтобы бомжам, бродягам и подросткам-наркоманам неповадно было лазить в дом, в специальной будке за воротами дежурили попеременно два пенсионера – Петрович и Ефимыч – и сидели на цепи две немецкие овчарки.

С пенсионерами в редкие свои наезды общался исключительно Сыч, он же выдавал им зарплату. Плаща они видели только издалека и принимали за начальство.

– Рабочих привезли? – поинтересовался Петрович у Сыча. – Давно уже пора начинать.

– Стройматериалов еще не хватает.

– Неужто проблема? Сейчас деньги плати – и в зубах принесут, – прошамкал пенсионер.

– Да начальство наше хочет и рыбку съесть, и сильно не раскошелиться. Жаба душит деньги платить. Хочет получше и подешевле. Ты, короче, сиди на месте – в любой день могут в полном составе нагрянуть и шороху навести. Ефимычу тоже передай.

– И так работаем на совесть. Хоть среди ночи пускай проверяют – у меня бессонница, сижу «Русское радио» слушаю.

Тем временем в гараже из бочек выгружали заложников, одергивая и поправляя мешки на головах. Здесь, на «объекте номер два», им предстояло забыть о комфорте. Их не собирались держать в комнатах с окнами без стекол, откуда при желании легко докричаться до людей. Всех троих спустили в подвальное помещение, закинув туда три матраца и ввернув лампочку.

Хлопнула дверь. Голос из-за двери разрешил снять мешки. Всех троих уже пробрал озноб – с момента постройки здания сюда никогда не проникали солнечные лучи, и бетон источал могильный холод.

Шаги удалились. В свете лампочки, еще более тусклой, чем на прежнем месте содержания, Никита Абросимов увидел жену и дочь. Они выглядели уставшими, одежда основательно испачкалась, пока они ползли через подземный ход. Абросимов даже не стал рассматривать себя: ясно было, что и его костюм в том же состоянии.

– Блин… Как в склепе, – пробормотала Даша.

Никита Анатольевич хотел было возмутиться ее руганью, но промолчал.

– Лучше бы вообще без лампочки, – у Ольги сорвался голос, как будто она перед этим много кричала. – Не видеть бы всего этого.

Картина открылась мрачная. Перемены к худшему оказались разительными. Сырой холод, казалось, втекал в вены, подменяя собой кровь. Стены из бетонных блоков заставляли с тоской вспомнить о дешевых обоях по прежнему адресу. Диван сюда явно не внесут, сидеть и лежать придется на этих жалких тюфяках.

– Может, здесь еще и крысы водятся? – слабым осипшим голосом спросила Ольга саму себя.

– Для полного комплекта не хватает, – дочь еще пыталась мрачно шутить.

«Когда тебе плохо, всегда нужно помнить, что все может резко измениться в худшую сторону», – подумал Никита Анатольевич.