— Изольда говорит, что взять-то вы можете, толку от этого никакого, кроме физического удовлетворения. Потому что официального наследника может родить только официальная жена. У вас есть ещё одна возможность жениться, согласно брачному договору с китаянкой.
— А если?..
— Вы же знаете!.. В случае смерти Сяомин брачный договор, подписанный с китаянкой, считается не действительным.
— Понятно. Я не про это.
— Если Мелисента при родах умрёт?
— Не исключено. Если Моисей собирается кесарить, то всё возможно. Видать, дела там очень плохи.
— Вот поэтому она и отпускает вас на вольные хлеба. Хотела своих… Свою подружку вам подложить, да Сяомин не позволила.
— А у неё ещё и подружка есть?
— Конечно. И не одна.
— Здешняя?
— Нет. Откуда у неё здесь друзья?
— Мало ли?..
— Нет. Знакомая какая-то.
— Сума сойти!!! Какие интриги вокруг меня, оказывается!.. А ты рожать не собираешься?
— Если получится, почему бы и нет? — Хитро улыбнулась она. — Всякая женщина мечтает о ребёнке.
— Не скажи, не скажи. — Задумался я, вспоминая некоторые истории из прошлой жизни. — Ладно, давай спать. Утро вечера мудренее, как говаривали наши предки. А они знали толк в словах.
59-0:10010
Утром первым разыскал меня Егоров, сообщивший результат нечаянной встречи. Обознавшуюся девушку звали Лили Сандалова. Мне это имя ни о чём не говорило. Среди моих знакомых как нынешних, так и прошлых девушек с подобными именами не наблюдалось.
— И кто она? — Спросил я.
— Мммм- Замялся Прокоп Егорович.
— Ладно. Поставим вопрос иначе. Где живёт? Чем занимается?
— Картограф. Работает… Работала в королевской художественной мастерской. За несколько дней до похищения принцессы была приглашена во дворец рисовать портрет принцессы Мелисенты. Однако по известным вам причинам заказ был сорван. По возвращении принцессы в королевство повторного заказа не поступало. Как и требования продолжения выполнения первого.
— Угу. А эскизы?
— Мне ничего на этот счёт не известно. Обыска у девушки не делали. нет оснований.
— А что принцесса говорит по данному делу?
— Хм… — Опять замялся Егоров. — Простите, ваше величество, но я не имею права допрашивать её величество.
— Тьфу ты чёрт! — Воскликнул я. — Извините. Сам спрошу. Подруги у неё есть? Что говорят?
— Подруг нет. Знакомые по работе, но с ними она держится подчёркнуто официально. Особенно с мужчинами.
— Что врачи говорят о её здоровье?
— Ничего. Никогда не обращалась.
— Чёрт! Пригласите её всё-таки дорисовать портрет королевы. Заодно устройте негласный осмотр квартиры. Если согласиться продолжить работу над картиной… Портретом, пошлите к врачам на предмет исключения возможного заболевания принцессы. Господи… Королевы.
— Понял, ваше величество. Можно приступать?
— Приступайте.
Этот разговор состоялся в моей резиденции, а не в башне. Я решил не светить по всяким пустякам свои возможные убежища.
Позвонил Матвей и пригласил посетить казнь. Я отказался на отрез. Однако он вдруг стал настаивать. Это мне совсем не понравилось. Я перезвонил Кожемякину, но того не оказалось на месте. Пришлось беспокоить Виктора Петровича. Без сопровождения мне там делать было нечего.
Когда я появился на трибуне, казнь подходила к концу. Оставалось всего пять человек. Зато, как сказал Матвей, самых вкусных, главарей.
Троих казнили без проволочек. А вот на четвёртом пришлось задержаться. Он слёзно умолял казнить его последним. Зачем ему это понадобилось, объяснять он не стал. Немного поразмыслив, решил, что разницы никакой и разрешил сменить очередь. И вот тут-то всё и прояснилось. Когда предпоследний заговорщик прекратил дрыгать ногами на виселице, последний, человек весьма преклонных лет, попросил поговорить со мной без свидетелей. Матвей с появившемся к тому времени Никанором чуть на дыбы не стали, вопя об опасности, но я почему-то подумал, что никакой опасности нет. Хотя бы потому, что моя тень при мне, и попросил всех отойти метров на двадцать.
Свита нехотя выполнила приказ. После этого приговорённый, став на колени и сложив руки лодочкой обращённой к солнцу, заговорил:
— Я не стану врать тебе, что не боюсь смерти. Боюсь. И хоть прожил долгую жизнь, всё равно жить хочу. пусть не лгут те, кто утверждает будто умирать не страшно. Страшно. Очень страшно. Но я приму смерть, как приняли её мои товарищи. Только вот я сделаю то, чего не сделал никто из них. Ты пришёл на чужую землю и принялся устанавливать свои законы. Ты нарушил наш мир. Ты не станешь богом, как мечтаешь, ты сдохнешь, как все. И помнить тебя будут как тирана. Я здесь родился. Здесь погребены мои предки. Здесь остаются мои правнуки. Они будут помнить всё. Они отомстят. Теперь всё, кровавый деспот. Можешь казнить меня.
— Прежде чем казнить тебя, позволь задать несколько вопросов, коль уж ты сам соизволил просить меня о приватной беседе. Никакой необходимости в том, что ты её потребовал я не вижу. — Заговорил я в ответ. — И людей моих ты отослал зря.
— Я не хочу, чтобы мои проклятья легли на тех, кто не виновен.