Слепой секундант

Разговор состоялся с утра — Маша, выспавшись, была бодра и даже помогала Тимошке перебирать гречневую крупу. Андрей сел на скамью рядом, собрался с духом — и сразу, пока не полились слезы, приступил к делу.

— Маша, голубушка, — сказал он. — Последнее, о чем Гриша просил, — позаботиться о тебе, защитить тебя. Вот и настало время, когда я могу быть тебе полезен. Я вижу только один способ. При иных тебя могут у нас отнять, увезти… Сама знаешь, на что твой батюшка способен… Этот способ — надежен. Коли я, калека, тебе не противен…

— Господин Соломин… — прошептала девушка, и в нежном голоске было отчаяние.

— Ты поняла ли?

— Да…

— Есть ли у тебя иной способ спасти свою репутацию? Иной способ жить, не возвращаясь к твоему безумному родителю?

— Нет, — помолчав, ответила ока. — Родня меня теперь не примет… А что я им сделала?.. Чем я виновата?.. Бог видит — не виновата ж!

— Так не противен?

— Нет… — прошептала она.

— Значит, ты станешь моей женой, — решил Андрей. — Потом мы привыкнем друг к другу. А коли не привыкнем… я дам тебе полную свободу…

— Нет, нет! — воскликнула девушка. — Не надо мне свободы! Я согласна, я готова! — и она бросилась на колени, ткнувшись лбом в Андреево плечо.

Он обнял Машу и по вздрагиванию узких плеч понял — сейчас опять разрыдается.

— Эк ты, сударик мой, все лихо рассудил, — неодобрительно буркнул Еремей.

— Другого способа не то что Маша — и ты сам не найдешь, — был ответ. — И сделай милость, не приставай ко мне с приданым! Какое есть — такое и сойдет! И придется тебе меня благословить.

— Мне?

— А кому же? Теткам?

Еремей отвернулся. Отродясь они с баринком любезным не говорили о вещах чувствительных, сиречь сентиментальных. Есть дядька, есть питомец, как во многих дворянских семействах. Отношения выстроены, как у всех: дядька ворчит, питомец своевольничает, а верность меж ними — искренняя. И вот Андрей грубовато сообщил, что Еремей все эти годы заменял ему отца, он же Еремею — сына. Оттого-то и сморщился дядька — от таких признаний, того гляди, слеза прошибет…

Андрей гладил Машу по плечам, по гладко причесанной голове. И думал — сбылось то, о чем шутили с Гришей много лет назад, когда Машенька еще девочкой была. Хотели породниться — ну вот, породнились…

— Надобно сыскать нам попа, уговориться обо всем, — сказал Андрей. — Время еще есть… Фофаня!

— Чего угодно? — спросил, приоткрыв дверь, Фофаня.

— Когда у нас в этом году пост начинается?

— А рано, на святого Агапита…

— Что это за день?

— Так на другой же день после священномученика Гермогена, память же ему… — Фофаня задумался.

— Ты числами не умеешь? Только мучениками?

В Фофаниной голове церковный календарь и впрямь имел странный вид. Там один святой зацеплялся за другого, все они составляли эскорт праздникам — Рождеству, Богоявленью, Успенью Богородицы. Еремей додумался — велел Фофане сесть и посчитать все на бумаге. Тот некоторое время помаялся и доложил:

— Восемнадцатого февраля! Ахти мне! Со службой вашей и про Великий пост позабыл! А Масленица ж на носу! Сколько ж до нее?

— Два дня. А с Масленицы уж не венчают, — заметил Еремей. — Может, ты, сударик мой, повременишь? Девицу мы до поры спрячем, а спешить ей вроде некуда…

Он окинул взором Машин стан, словно намекая: кабы невеста оказалась в тягостях, то, конечно, под венец нужно сломя голову бежать, но девица, кажись, себя соблюла.

— Есть куда. Я должен иметь право защищать ее от всех и… и биться за нее! — возразил Андрей, вспомнив последние Гришины слова. — Чем скорее сие право обрету, тем лучше.

— Умом с тобой, баринок любезный, тронешься. То тебя под венец палкой не загнать, то стремглав несешься.

— Мы обвенчаемся до Масленицы. Это решено.

— Выходит, в воскресенье? — спросил Фофаня.

— Боже мой… — прошептала Маша.

— Не бойся, голубушка, — сказал ей Андрей и сам удивился — до чего же печально прозвучало.

— Я не боюсь, но так, сразу…

— Иначе не получается. Фофаня, ты во всех храмах полы коленками истер. Наверняка знаешь попа, который согласится, не кобенясь, повенчать нас в воскресенье с утра.

— Знаю, — отвечал Фофаня. — Поп-то он… с нашей братьей повязан… да ведь венчать и крестить может не хуже иного другого! Потому как на нем благодать! А она не шапка — так просто, махом, не сымается.

— А звать его?

— Отцом Авдикием. Служит далековато — в Благовещенской церкви, что супротив Елагина острова. Ну да зимой все близко — по льду-то…

— Отправляйся к нему, сговорись.

— Экий ты торопыга, — проворчал Еремей. — Тебе-то что, мундир натянул — и под венец. А девушке принарядиться бы… Замуж однова выходят…

Он оглядел простенький Машин наряд — коричневый, домашний, со скромными тускло-зелеными мятыми ленточками, с темным пятном на подоле, словно бы закопченный котелок поставили. На плечах, рукавах и юбке виднелись хоть и опрятные, но заметные швы. В таком и в церковь-то идти неловко.

— Маша, мы потом соберем гостей, — сказал на это Андрей. — Когда кончится все… Платье у тебя будет самое модное, и браслеты, и серьги, все…