Слепой. Один в темноте

Он старательно переписал в блокнот имена и координаты всех одноклассников Торопова, местонахождение которых было известно старой учительнице. Толку от этой информации было ноль. Сотрудник спецслужб Алексей Синцов не представлялся Дмитрию Ивановичу человеком, способным без предъявления соответствующих документов и иных доказательств поверить в состряпанную на колене байку о программе «Жди меня», да и в любую другую тоже. А на то, чтобы разыскивать по заграницам и дальним рубежам России более доверчивых людей, которые могли иметь, а могли и не иметь в своих семейных архивах вожделенный фотоснимок, просто не осталось времени. Двадцать третье было уже на носу, да и вчерашний визит к учительнице Волковой липового добровольца, мягко говоря, насторожил Кривошеина. Если исключить маловероятную возможность того, что гость Галины Ивановны в действительности являлся тем, за кого себя выдавал, оставалось всего два варианта: либо он действовал по поручению Торопова, либо работал в правоохранительных органах, которые наконец-то заметили, что у них под носом вовсю орудует маньяк, и каким-то чудом напали на его след.

Первый вариант смахивал на откровенную чушь: маньяк, если это не злодей из комиксов, обычно действует в одиночку, никого не посвящая в свои дела и не прибегая к чьей-либо помощи. А представлявшийся куда более вероятным вариант номер два в перспективе, причем не столь уж отдаленной, сулил господину Вронскому и начальнику его службы безопасности Кривошеину массу неприятностей. Если Торопова возьмут, он заговорит, а если он заговорит, всплывет столько дерьма, что в нем захлебнется не только сам Вронский, но и Дмитрий Иванович. Кто, скажем, доставляет Вронскому на дом малолеток? Правильно, охрана. А кто возглавляет охрану? А, то-то… И это ведь далеко не самое страшное, бывали и другие, куда более яркие эпизоды…

Вот теперь Дмитрий Иванович, наконец, понял, почему ему вдруг так не захотелось спрашивать в школе адрес Волковой. Принятая им мера предосторожности являлась, быть может, недостаточной, но уж никак не лишней.

– Вы, наверное, уже догадались, что мы хотим пригласить вас в нашу студию, – сказал он, убирая в карман ручку и блокнот.

– Ну, я ведь педагог с сорокалетним стажем, – уже откровенно выставляя напоказ в счастливой улыбке искусственные челюсти, расцвела Галина Ивановна. – А педагоги – люди проницательные…

Дмитрий Иванович не обратил внимания на это маленькое хвастовство, в свете уже произошедших и, особенно, ожидающихся в ближайшее время событий выглядящее столь же далеким от истины, как и планета Земля от какой-нибудь Альфы Лебедя или Тау Кита.

– Как я понимаю, вы согласны, – констатировал он. – В таком случае, нам остается уладить всего одну маленькую формальность.

Он достал из кармана чистый носовой платок, встряхнул его, разворачивая, и жестом фокусника набросил на правую ладонь. Этой ладонью он неожиданно и крепко взял старуху за густо наштукатуренное лицо. Пальцы глубоко впились в мягкую, даже сквозь платок бархатистую на ощупь, как шляпка старого гриба, кожу, ощутив под ней угловатые кости черепа. Из-под платка доносилось сдавленное мычание, старуха слабо сопротивлялась – вернее, пыталась сопротивляться, но Кривошеин действовал намного быстрее, чем она соображала. Свободной рукой он распахнул расположенную рядом дверь ванной и, не тратя времени на расчет траектории, сильно, как метательный снаряд, толкнул зажатую в пятерне голову туда.

Старая учительница издала всего один короткий слабый вскрик. Ее пятки зацепились за порог, и, окончательно потеряв равновесие, она с силой ударилась затылком о край чугунной ванны. Дмитрий Иванович услышал характерный хруст и понял, что нужды в дополнительных мерах нет.

Он включил в ванной свет, коснувшись выключателя рукой, по-прежнему прикрытой носовым платком. Старуха лежала на полу, склонив голову к плечу под неестественным углом. Глаза ее были открыты, а из-под седого затылка по кафельному полу стремительно расплывалась лужа крови. Смазанное пятно того же цвета с прилипшими пучками волос виднелось на краю ванны. При отсутствии видимых следов насилия и ограбления картина представлялась очевидной: пожилой человек поскользнулся на кафельной плитке, упал, разбил голову и сломал шею – типичный несчастный случай.

Дмитрий Иванович попятился в прихожую и старательно протер платком дверную ручку. Свет он выключать не стал: никто не умывается в потемках, и ни один покойник не заботится об экономии электроэнергии настолько, чтобы самостоятельно встать и дотянуться до выключателя.

Неожиданно в дверь позвонили. Кривошеин вздрогнул и посмотрел на дверь: он не помнил, чтобы старуха, впустив его в квартиру, запирала замок.

Мгновенно и беззвучно очутившись около двери, он уперся в ее нижний угол носком ботинка. И вовремя: ручка опустилась, и в дверь несильно толкнулись с той стороны. Ручку дернули еще дважды; потом звонок повторился, заставляя нервы Кривошеина вибрировать, как натянутые до предела струны, по которым, как смычком, водят ржавой пилой.