Слепой. Один на один

– Ничего, – грустно улыбнулся Потапчук. – Мы его трупик нашли. Эти ребята, верно, поняли, что до Павлова мы в любом случае доберемся, рано или поздно. Вот они нас и опередили. И сами до него добрались.

Глеба эта новость расстроила. Опять они опередили…

– Кстати, – Федор Филиппович нарушил молчание. – Знаешь, кто такой Отвертка? Ну, тот, который киллеров для немца нанял. Это тебя, я думаю, заинтересует.

– И кто же?

– Рыхлин, – с победоносным видом ответил Потапчук. – Мне тут про него кое-чего узнать удалось – по отпечаткам пальцев. Наш кандидат в депутаты, как выяснилось, рецидивист с большим стажем. Только вот фамилию он поменял. И биографию тоже.

– Это интересно, – согласился Глеб. – Только вот… Очень мне сомнительно, что он всем этим занимается. Здесь, мне кажется, должна быть фигура иного характера.

– В смысле? – не понял генерал. – Можешь пояснить?

– Я более чем уверен – режиссер здесь один, – негромко и вдумчиво произнес Слепой. – И это мастер экстра-класса.

– Почему один? И почему им не может быть Рыхлин?

– Не тот пилотаж, – Глеб ответил сначала на второй вопрос. – А почему один? Просто, почерк везде чувствуется – так сказать, рука мастера. Знаете, как почерк живописца. Что бы ни изобразил, а все равно узнаваемо.

– То есть ты считаешь, что Рыхлин и его братва здесь ни при чем? – удивился Потапчук. – Странные мысли, однако.

– Нет, – покачал головой Глеб. – Братва, конечно, при чем. Но режиссурой всего действа занимается другой человек. И он один.

Слепой и сам понимал, что все это гипотезы. Но мысли у него сегодня не строились в связанные предложения. И ничего с этим было не поделать.

– Ладно, Глеб, – подытожил генерал. – Вижу я, ты устал. Иди-ка и отдыхай. Набирайся сил. А послезавтра за дело снова возьмемся. Может, к тому времени и прояснится чего.

* * *

Они вышли из вагончика и, обогнув его с правой стороны, очутились возле небольшой будочки с трубой.

– Вот, это здесь, – сказал Витек. – Сейчас я воду нагрею, а ты готовься пока.

– Да че тут готовиться? – улыбнулся Витек. – Разве что, пойду полотенце возьму.

Зайдя в вагончик, он повытаскивал из карманов штанов все вещи и распихал их по карманам куртки. Потом вспомнил про мобильник и достал его, чтобы удостовериться, что ему никто не звонил.

– Как же ты, безработный, за телефон платишь? – косо поглядел на него Дырик.

– А у меня… тариф без абонплаты, – нашелся Головин.

Старшой на это ничего не ответил, и опер, повесив полотенце на плечо, двинул мыться.

Вода к тому времени превратилась уже почти в кипяток. Головин испытал истинное блаженство, подставляя свое тело под горячие струи. Этот сырой осенний день, этот ужасный собачник На какое-то время перестали для него существовать. Да и голове значительно полегчало.

«Вот оно, счастье! – думал старлей, намыливая найденную в кабинке мочалку. – Ничего на свете лучше нету…»

Последнюю фразу он пропел на мотив известной песенки. Головину хотелось вспомнить ее всю, но, на беду, слова совершенно вылетели у него из головы.

«Интересно, скажут ли они мне про отраву? – подумалось вдруг старлею. – Может, сразу предложат войти в долю? Это было бы круче всего».

Но по этому поводу он решил пока не париться. Пусть все идет своим чередом. Надо действовать по обстоятельствам. А сейчас можно спокойно выпивать с этими мужиками, трепаться, в картишки играть.

Захотелось вспомнить что-нибудь приятное.

И вот, перед его глазами уже проплывала набережная в Судаке, куда Головин вырвался в отпуск прошлым летом. Навесы кафешек, повсюду музыка, крики зазывал, а где-то позади, на скале, – величавый силуэт неприступной крепости. И повсюду – маленькие радости: пиво, шашлыки, бильярд, и, если повезет, ненавязчивый курортный романчик.

Тогда Головин чувствовал себя счастливым. Во-первых, стояло лето, во-вторых, он был предоставлен сам себе, свободен от дел, и в-третьих – уже в самые первые дни отпуска ему удалось закадрить вполне сносную бабенку, отдыхавшую в санатории с маленьким сынишкой.

Муж этой дамочки остался в родном Сыктывкаре, и Головин его на время заменил. А когда тетка ему поднадоела, сменил ее на рисковую, но безденежную студенточку. Такие отношения – безо всяких обязательств – были ему очень по душе.

Но воспоминания Головина вдруг в один миг улетучились – вместе с горячей водой. К счастью, он уже успел смыть с себя мыло.

Напевая себе под нос «А нам все равно», Головин тщательно вытерся полотенцем, оделся и собрался выходить.

– Оо-ой, – кокетливо взвизгнул он, открывая дверь. Холодный воздух мигом обдал его с головы до ног.

Переминаясь с ноги на ногу, старлей бросился к вагончику бегом. Он страсть как боялся простудиться.

– Ничего, сейчас мы пройдем профилактику, – успокоил себя Головин. Мысль о том, что в вагончике его ждет водка и компания, мигом добавила ему прыти.

– Ну что, ребята, заждались? – кинул он с порога, заскакивая в сторожку и закрывая за собой дверь. – Теперь я готов, раздавайте картишки.

Вид у Дырика был какой-то очень мрачный. Он сидел на топчане, подпирая руками голову. Его тяжелый взгляд, казалось, мог просверлить насквозь.