Следы ведут в прошлое

В «повстанческом» отряде атамана Ветра Павел Софронович Сорочинский занимает почетную должность начальника штаба. Должность эта была придумана Ветром единственно для того, чтобы пустить пыль в глаза другим атаманам и батькам, и является чисто символической. О какой штабной работе может идти речь, если в «штабе» нет ни одной, самой завалящей карты, а начштаба умеет только читать, да и то печатные буквы. Правда, кое-какой военный опыт у бывшего знаменитого на всю Бережанщину конокрада Пашки Сорочинского есть: какое-то время он служил в Красной армии командиром взвода, затем, переметнувшись к батьке Махно, командовал эскадроном. Командовал, надо признать успешно – не раз удостаивался похвалы самого Нестора Ивановича.

Ветер снисходительно смотрит на Сорочинского и, сотворив на лице нечто похожее на усмешку, небрежно сквозь зубы цедит:

– Тебе, Павел Сафронович, скоро старухи будут казаться переодетыми чекистами и милиционерами. А может, человек действительно из губповстанкома и ищет меня по делу. Нужно смотреть на вещи шире и мыслить политически… – Ветер запинается, не зная, как закончить начатую, как ему кажется, мудрую мысль, и сердито бубнит: – Не одни мы с тобой боремся за нашу Украину!

Сорочинский молча глотает пилюлю, а Ветер, обращаясь к Козлюку, спрашивает:

– Он говорил, зачем я ему нужен?

– Нет. Он только сказал, что у них прервалась связь с уездным повстанческим руководством и что у него к тебе очень важное поручение. Может, они там и вправду не знают, что Марчук и Ковальский давно уже того… убиты.

Козлюк небрежно крестится и притворно вздыхает.

Люди, о которых он упомянул, были специальными уполномоченными бывшего губернского комитета Центроповстанкома в Сосницком уезде. В их обязанности входила организация повстанческих отрядов и координация их действий. Когда в двадцать первом году Центроповстанком был разгромлен чекистами, их миновала участь, постигшая большинство членов этой антисоветской организации: Ковальский и Марчук затерялись в дремучих сосницких лесах. Они и дальше, теперь уже самостоятельно, продолжали свою «работу». Но вот совсем недавно, в начале мая этого года, их кипучая деятельность была прервана самым неожиданным образом: Ковальский и Марчук, оба опытнейшие конспираторы, чисто случайно напоролись на засаду отряда самообороны, состоявшего из молодежи села Катериновки, и вместе со своими охранниками были убиты в перестрелке. С их смертью активная деятельность боевиков в Сосницком уезде заметно поутихла: сказывалось отсутствие опытных организаторов совместных действий.

– Неужели из самого губернского комитета? – криво ухмыляется Ветер. – Выходит, слухи о нас докатились уже и до Бережанска. А может, и за границей о нас знают?

Видя, что атаман может невесть куда забрести в своих предположениях, Сорочинский возвращает разговор в деловое русло:

– Вы, Мирон Гордеевич, поинтересовались, почему этот Грицко пришел именно к вам? – буравит он Козлюка испытующим взглядом больших карих глаз.

Глаза у Сорочинского не только большие и карие, но они еще и с поволокой. В иные минуты они кажутся мечтательными и даже сентиментальными. Такие глаза, называемые в народе воловьими, встречаются, как правило, у женщин, да и то немногих. Впрочем, и все лицо Сорочинского красивое и женственное: и мягкие каштановые волосы, выбивающиеся из-под сдвинутой на затылок шляпы, и длинные шелковистые брови, и пушистые ресницы, и прямой аккуратный нос, и полные чувственные губы, и круглый подбородок с симпатичной ямкой спереди.

И все это, как и большая голова Сорочинского, также преувеличенно большое, и потому вызывает двойственное впечатление, привлекая и отталкивая одновременно.

– А как же? – отвечает Козлюк. – Я спрашивал его об этом. Он сказал, что обо мне и… моей преданности нашему делу знают там… – подражая своему недавнему гостю из Бережанска, Козлюк кивает куда-то в сторону головой, – ну-у… в губернском комитете.

– Вот как?! – выпячивает тонкие губы Ветер, и трудно понять: то ли он приятно удивлен, то ли недоволен.

На землю опустились сумерки. Жара наконец спала, и на смену ей пришла прохлада. Из лесу тянет освежающей сыростью. Одна за другой появляются на небе звезды. Они едва заметно дрожат и мерцают. Не слышно больше птиц. Только где-то в глубине леса через ровные промежутки времени тревожно, будто предвещая что-то недоброе, глухо стонет сыч.

Ветер, Сорочинский и Козлюк стоят под раскидистой, низко опустившейся к земле кроной огромного дуба, растущего на опушке Черного леса. Вдали, в вечерних сумерках смутно угадываются Выселки. Здесь, под этим дубом, постоянное место встреч главарей отряда со своими людьми из близлежащих сел, а глубокое дупло этого же дуба служит для них почтовым ящиком. Благодаря таким ящикам – всего их пять – Ветер и Сорочинский постоянно в курсе всех мало-мальски значительных событий, происходящих в их округе.

– Вы сказали этому Грицку, что знаете Ветра? – продолжает между тем выспрашивать Козлюка Сорочинский.