Следы в пыли. Развитие судебной химии и биологии

Затем последовали дни опроса Федора, Езо и Роланды Андре Руан. Все трое признались, что в машине Фоллмена не удалось найти ни следов крови, ни орудия убийства. Не удалось обнаружить и следов крови на его одежде. Осколки лака могут быть от машины Фоллмена, но удалось найти только одно место повреждения, совпадающее с сердцевидным осколком. Губная помада на шоколадке, возможно, оставлена Гаэтан Бушар, но, может быть, и кем-либо другим. Но Пайчетт не радовался этому триумфу, так как за ним последовало поражение; в субботу выступил Франсис Керр, и впервые все услышали о волоске, обнаруженном в руке убитой девушки. Присяжные и присутствовавшие в суде невольно насторожились. Волос, вырванный жертвой у ее убийцы, вызывал в 1958 году такой же трепет, как и полстолетия назад. Над залом суда нависла тишина напряженного внимания, пока Керр рассказывал о пути волоска в Оттаву. Он закончил осторожно сформулированной фразой: „Я пришел к выводу, что этот отдельный волосок, найденный в руке мертвой девушки, мог расти на голове обвиняемого". Пайчетт почувствовал воздействие, которое оказывает даже столь осторожное заключение, и поспешил бросить реплику: „Или на любой другой голове, на которой растут волосы, имеющие подобные особенности". Керр ответил: „Это верно".

Но тут вмешался Робишо и, ловко направляя высказывания Керра к цели, помог ему изложить ход и результаты экспертизы. Действительно, объяснял он, до сих пор в основном считалось, что существовавшие до сегодняшнего дня методы сравнения волос редко давали надежные результаты. Но за последние два года разработан новый, прогрессивный метод сравнения волос, который он может сейчас представить. И тут он обратился к Керру с такими вопросами: правда ли, что в лабораториях Чок-Ривера с некоторых пор найдены новые пути идентификации волос? Действительно ли ученые атомного центра Канады в Чок-Ривере сотрудничают с криминалистами Королевской канадской конной полиции? Готов ли Керр сообщить присяжным основные принципы нового, прогрессивного метода? Пайчетт поднялся, протестуя. Он чувствовал, что сообщение Керра может погубить Фоллмена. Безразлично, о чем шла речь, безразлично, поймут ли присяжные все, что будет сказано, но атомная наука была таинством, а Чок-Ривер — национальной гордостью, и Пайчетт пошел в атаку против допуска неизвестного нового метода в судебный процесс. Он знал, что все зависит от позиции судьи Англина. Удастся ли отвести смертельную угрозу от подзащитного или нет? Он знал о своеволии, которое скрывалось за правом судьи допускать или не допускать использование тех или иных доказательств. Положительное решение судьи могла вызвать как истинная вера в ценность этого метода, так и желание, чтобы премьера нового метода криминалистическое идентификации волос состоялась именно в его суде. Пайчетт энергично протестовал против совершенно неожиданного для присяжных использования доказательства; с которым никто не знаком, кроме специалистов в Чок- Ривере. Кто знает что-либо, о применении атомной энергии в исследованиях волос? Никто! Перед каким судом была доказана надежность этого метода? Нигде, нигде!

Но уже через несколько минут Пайчетт понял, что его первая атака кончилась поражением. Судья позволил Керру сделать сообщение о нейтронном активационном анализе, которому подверглись волосы. Керр понимал, как важно завоевать интерес Англина. Вероятно, он дал самое понятное для всех и самое впечатляющее объяснение нового анализа, какое вообще можно было дать в то время. Пайчетт едва сдерживал волнение. Он видел, что Керру удалось возбудить интерес Англина. Когда Керр кончил и Пайчетт возобновил свои протесты, завязав жаркий словесный бой с Роби- шо, то судья слушал их с таким выражением лица, что всем было ясно, какое решение он принял. Он отклонил протесты Пайчетта, объявил нейтронный активационный анализ допустимым методом, признал пробы волос уликами за номерами 42, 43 и 44 и постановил, что Альма Краудер и Уильям Макинтош должны будут дать показания о результатах своей работы на следующем заседании суда в понедельник, 17 ноября.

Так осуществилось первое вторжение нейтронного активационного анализа в судебный процесс. 17 ноября Альма Краудер и Уильям Макинтош появились со своими экспертными заключениями перед присяжными. Их показания, длившиеся больше трех часов, произвели (независимо от того, насколько они оказались на самом деле понятными) сенсацию, которая привлекла к процессу внимание многочисленных журналистов.