Следы на воде

Она посмотрела на меня с выражением, не поддающимся описанию. Я нащупал в кармане пачку сигарет; подумал, что пора бросать курить.

— Вам помочь чем-нибудь, Кирилл Александрович?

— Я покачал головой.

— Не беспокойтесь. Лучше идти в архив, знакомьтесь с делопроизводством.

Милена согласно кивнула и уже в дверях обернулась.

— Может все-таки…

— Не стоит, спасибо.

И я остался один.

Мне надо было все обдумать.

* * *

Осень нахлынула как-то сразу: с утра еще по-летнему светило солнце, а к обеду небо заволокло тучами и зарядил дождь — до ноября, когда вместо капель посыпала ледяная крупка, а потом и пушистый снег.

Милена оказалась очень хорошим человеком. Добрая, девочка, которая всегда была на подхвате. За осень мы провели два крупных дела с сектами, так что молодой специалист Валекжанина слегка утратила свой идеализм, не потеряв, однако, доверчивости и юношеской восторженности по поводу своей работы.

Отношения Глеба и Марины как по накатанной двигались к свадьбе. Потом в отделе всем составом отмечали Новый год с огромным количеством спиртного, и мой друг застукал Марину в объятьях Серапиона, который хорошо принял на грудь и пустился, что называется, во все тяжкие. Третьего января Марина уехала из города навсегда — обнаружилось какое-то наследство в Волгограде, а Серапион с Глебом психовали до марта, то сцепляясь по пустякам чуть ли не до драки, то беседуя в обнимку за кружкой пива. В их разборки я не вникал; все это было словно за стеклом, на сцене или экране.

За зиму я разоблачил народную целительницу Наталью Селиванову, которая публиковала свою рекламу во всех газетах и брала по тысяче за консультацию, не брезгуя и вещами, когда у клиентов не оставалось денег. Со стороны закона к ней было не подкопаться, но и на старуху бывает проруха. В общем, этим случаем я могу гордиться.

Дело Трубникова так и не было раскрыто. Некоторое время оно еще всплывало в статьях криминальной хроники, а затем о Валентине забыли. Такова судьба общественного лица — не напоминая постоянно о себе, рискуешь вскоре быть неузнанным. Вдова журналиста очень быстро утешилась в объятьях молодого генерального директора крупной фирмы и в спешном порядке изменила фамилию Трубникова на Циммерман.

Анна ушла и больше не появлялась. Я не наводил о ней справок и вообще старался не думать про студентку филфака, ресторанную певицу, аватару Господа нашего. Мне практически удалось убедить себя в том, что все, случившееся летом, произошло не со мной. Так действительно было легче; я даже не впал в депрессию, которую с тревогой ожидал врач. Так действительно было.

Иногда я просыпался, садился в кровати и, глядя в окно на спящий зимний город, чувствовал, как исчезает, утекает из памяти, как прерванный сон нечто важное, единственное, что имеет для меня какой-то смысл. Кругом было темно и тихо, цокали в соседней комнате часы, и виделось, как тени от предметов густеют, наливаясь мраком, растекаются по полу, ночь скалится в стекло, а зима — не окончится.

На этот случай Дюбре выписал мне таблетки.

Весна случилась ранняя, ветреная и солнечная. Я взял в обычай ходить на работу и с работы пешком, наслаждаясь теплом и осознавая, что вырвался из зимы. Странное дело: я совсем забыл, какой бывает весенняя зелень: не те плотные лиственные волны, крепкие и основательные, по которым, кажется, можно ходить, а легчайшая дымка, нежное неуловимое облако…

Я совсем забыл Анну.

В ту страшную субботу мы с Миленой пошли в пиццерию. За почти год нашего общения я понял, что она прекрасная компания на выходной день, когда особо нечем заняться: славная улыбчивая девушка, скромная, понятливая и ненавязчивая. К тому же с очень красивыми ногами; я обнаружил, что проходящие мужики таращатся на Милену, словно кот на сметану.

А еще мы стали друзьями. Даже Миленина религиозность этому не мешала.

День выдался чудесный, и потому на открытый веранде пиццерии было не протолкнуться. По счастью, мы обнаружили за одним из столиков отца Серапиона, который с аппетитом уплетал мясной салат, одним глазом посматривая в «Епархиальный вестник», а другим в экран телевизора, где «Арсенал» пытался вырвать победу у «Нефтегорца». Рядом с Серапионом было как раз два свободных места.

— Привет, ребята, — сказал он, убирая газету в карман пиджака. — Вот гады, совсем играть не умеют. Одни нервы.

Мы сели. Милена потянулась к меню. Серапион подозвал официантку и затребовал три пива и три же пиццы.

— Ася, я не пью, — попробовал отказаться я. Действительно, пиво в этом заведении оставляло желать лучшего. — Мне врач запретил.

— Ладно тебе, — отмахнулся Серапион. — Когда ты под елкой валялся, как подарок, то про врача не думал.

Да уж, было дело. Не будем уточнять, что кто-то в тот момент валялся с чужой женщиной.

— Ну, если епархия платит…

Милена пила пиво осторожно, маленькими глоточками. Я вспомнил строчку какого-то поэта «… и сок цикуты ядовит» и подумал, что женщины — даже те, которые любят пиво — редко понимают всю прелесть этого напитка.