Ричард вспомнил Альдо с его ненавистью и вспомнил Робера, который рассказал о том, как Альдо упрямо и навязчиво игнорирует учёбу. Не все предметы, конечно, ведь ему надо держаться на плаву, чтобы не вылететь. Но Дик разочаровался всерьёз, когда понял, что магистрант нарвался из-за собственных прогулов и промахов — да, Рокэ третировал его на всех экзаменах и защитах, но это было потом, а сначала Альдо демонстративно гулял и дерзил преподавателям. К концу года Ричард уже не сомневался, что проректор Алва ничего не делает просто так, даже если его решение или поведение выглядит странно, у каждого действия есть причина. Вопрос лишь в том, кто может до этих причин докопаться.
Дик посмотрел на родного отца. Он не может повторить это вслух. Эгмонт не Штанцлер, он не станет устраивать истерику из-за того, что Ричард примется оправдывать Рокэ… Но всё равно будет невесело.
— Я запомню, пап, — только сказал он.
— Не подумай, что я пришёл повторять тебе проповеди Августа, — усмехнулся Эгмонт, уходя. — Напротив, хотел сказать, что если ты удержишься на хорошем счету у Алвы, то многого добьёшься. Впрочем, это ты знаешь и сам…
Вот именно! Ричард снова прикусил язык, потом закрылась дверь. И вроде бы отец и дядюшка Август признавали его правоту в конце концов, но делали это таким тоном, что становилось ясно — они просто сдались и не пытаются его переубедить.
И не переубедят. Пусть Дик ещё не разгадал загадку, почему был уволен отец, со всех сторон хороший человек, он уже знает, что ответ не всегда лежит на поверхности. С новыми силами Ричард погрузился в работу, не заметив, как наступила глубокая ночь.
***
Робер поднялся в мансарду и включил свет. Марианна ещё не вернулась из ванной комнаты, и он присел с краю кровати, подбрасывая в руках телефон и думая, что дурные предчувствия себя оправдали, ох как оправдали. Матильда сказала, что умывает руки, Альдо больше не слушает никого. Эпинэ и хотелось бы подбодрить её, но он понял — вот теперь поздно, вот теперь не спасёт ни бабушка, ни старый неудавшийся друг. А почему неудавшийся? А потому что надо было с первого же дня взять дело в свои руки, а не становиться эгоистом и не игнорировать проблему, сидящую на самом носу. Робер попытался подсчитать на пальцах, сколько раз за почти год они хотя бы болтали с Альдо. Руки хватило…
— О чём задумался? — любимая женщина устроилась в постели и обняла его со спины, уютно положив подбородок на плечо. — Насколько я знаю, сегодня ничего дурного не случилось.
— Всё-то ты в городе знаешь, — усмехнулся Робер. Когда он узнал, что работа Марианны не ограничивается милым кафе-мороженым, чуть не поседел — однако удержался. — А думаю я, что виноват…
— Перед кем же?
— Перед Альдо. Перед всеми, кого он подбивал на бунт — теперь они отчислены… И что ещё будет? Он же неугомонный. Надо было не тянуть, — разошёлся Эпинэ, — надо было сразу же понять, что у него на уме и как давно. Тоже мне, друг…
— Ты ему не нянька и не бабушка, — возразила Марианна. — Ты — Робер, и у тебя есть свои дела… Чем плохо, что ты сменил работу и переехал ближе к центру?
— Я сделал это по просьбе Матильды, чтобы быть рядом с этим оболтусом. В итоге я оказался только дальше, — с горечью осознал он.
— Ро-бер, — пропела она. — Ты сменил работу и место жительства, учишь новых ребят, нашёл себе хороших друзей, нашёл меня. Хватит жить за других, поживи для себя. Об Альдо я слышу… получаю информацию давно. Единственный, кто мог бы сбить с него спесь, остановить в бесчинствах или хотя бы отчислить — это Рокэ, но он не стал, и причины есть. Твоё вмешательство ничего бы не изменило.
— Почему? Вот почему Рокэ не уберёт его? Столькие полетели, а Альдо…
— А Альдо не абы кто, Робер. Бывший муж Матильды, Анэсти Ракан, не чужой человек в известном тебе министерстве образования, — вздохнула Марианна. — Ты понимаешь, что это последнее, на что обратил бы внимание Рокэ, но он слишком чётко видит ситуацию, в которой оказался ОГУ. Университету нельзя не только светиться в новостях со своими непорядками и отчислениями — ему нельзя даже шевельнуться, пока Оллар не вернёт деньги…
— Скоро вернёт, — повторил Робер не раз слышанное в учительских кабинетах. — Я забыл… Или не интересовался. Видишь, я даже не знаю, что происходит в жизни у моих друзей!
— Не мне, конечно, судить, — прекрасная женщина лукаво улыбнулась, — но твои друзья — это всё-таки не Альдо.
— И мой лучший друг — это ты, — обернувшись, он обнял её крепче, чем когда-либо кого-либо обнимал. Губы встретились, руки сплелись, казалось бы, ночь обещает быть прекрасной, но тут зазвонил телефон. — Что за чёрт… Марианна, кто бы это ни был, я убью его на месте.
— Не надо крови, — прошептала она, смеясь. — И ничто не мешает мне говорить, обнимая тебя… Слушаю.