Следователь по особо секретным делам

Невероятно, но при этих словах призрак, который уже начал свое движение к Ларе, вдруг дернулся, как если бы его хлестнули плетью. А затем резко отпрянул в сторону – в ту самую, где находился призрачный пёс. Дик немедленно оскалил зубы, прыгнул – зависнув на миг в воздухе – и попытался снова завладеть мячиком, который Ганна сжимала теперь в кулаке: сомкнул пасть на её запястье.

Лара не знала, ощутила ли Ганна при этом хоть какое-то подобие боли. Но повторно утратить бесценную для себя игрушку она точно не захотела.

Дик не разомкнул зубов, которыми сжимал Ганнину руку. Но, как видно, такая призрачная хватка мало что значила даже для другого призрака – бестелесную женщину она не удержала. Невеста ямщика устремилась прочь – прошла прямо сквозь подвальную стену, исчезла в мгновение ока. И ледяное сияние, наполнявшее подвал, тотчас же померкло.

Глава 15. Хранитель сокровищ

21 июля 1939 года. Пятница

1

В пятницу, 21 июля 1939 года, в немногочисленных православных церквах, что еще действовали на территории Союза ССР, проходили праздничные богослужения в честь иконы Казанской Божией Матери. Прихожане возрастом помоложе входили в храмы, опасливо оглядывая окрестности. Но зато старушечки в платочках семенили по церковным папертям без утайки и даже успевали раздавать медяки тем, у кого еще хватало смелости просить возле храмов милостыню.

А советские газеты, вышедшие в то утро, наперебой писали о том, что через десять дней, 1 августа, в Москве торжественно откроется Всесоюзная сельскохозяйственная выставка, на которой будут представлены выдающиеся достижения колхозного строительства. И что специально к этому событию Исаак Дунаевский написал новую песню. И что двадцатипятиметровый монумент Веры Мухиной «Рабочий и колхозница» уже стоит перед входом на ВСХВ – готовый потрясти москвичей, как он потряс парижан на Всемирной выставке два года тому назад.

Но было и кое-что еще – о чем шептались утром той пятницы и в храмах Москвы, и в редакциях столичных газет, и в вагонах метро. Да что там: слухи о произошедшем уже облетели весь город. И связаны они были всё с той же ВСХВ – которая еще до открытия отметилась такими достижениями, от которых мороз пробирал. В буквальном смысле – не в фигуральном.

Вначале на ВСХВ обнаружили иней в летнем кафе на берегу пруда – оно уже открылось и принимало посетителей, жаждавших хотя бы отсюда обозреть монументальные сооружения Выставки. Повара, пришедшие спозаранку на работу, сперва решили, что кто-то рассыпал тонким слоем сахарную пудру по столикам кафе, по стульям и даже по деревянному настилу, на котором кафе располагалось. И только, прикоснувшись к сахару, работники кухни поняли свою ошибку.

Они долго гадали, что это за чудеса такие, но потом решили: выставочные холодильные засбоили и подморозили предприятие общепита. А тем временем руководству выставки уже докладывали о новом чуде, на сей раз – произошедшим с главным символом ВСХМ: статуей работы Веры Мухиной.

Какой-то зубоскал из числа оформителей выставки заявил при виде открывшегося зрелища: «Рабочий с колхозницей хоть и стальные, а задубели». Но никто его шутке не засмеялся. А потом и у самого шутника пропало желание упражняться в острословии. Выяснилось: иней облепил также и гигантскую статую товарища Сталина, установленную рядом с павильонами на площади Механизации. И то, что этот стальной объект задубел – уж точно было не смешно.

Так что несколько человек одновременно кинулись звонить на Лубянку. Но – после основного, главного звонка почти все они сделали еще по нескольку других звонков: своим родственникам и друзьям. И, говоря в трубку возбужденным шепотком, сообщили им новости, которые моментально расползлись по всей столице.

А пока Москву сотрясало от слухов и молвы, Самсон Давыденко уже второй день в одиночестве стерег Театр имени Вахтангова. И начинал потихоньку проклинать сумасбродного старика, поручившего ему такую работенку. За полтора дня Валерьян Ильич так и не нашел времени позвонить Самсону, а сухие пайки пограничников закончились у Давыденко еще накануне вечером. Так что утром он позавтракал только остатками галетного печенья – собрал и съел даже крошки. Однако звонить Николаю Скрябину он всё-таки не спешил – ни домой, ни на службу. Не хотел предоставлять недругам лишнюю возможность узнать об их со Скрябиным контактах. «Подожду до вечера, – говорил себе Самсон, стараясь игнорировать отчаянное урчанье в животе, – а там видно будет…»

А пока он думал так, по арбатским переулкам понуро брел Отар Абашидзе, держа путь к всё к тому же Вахтанговскому театру. Почему незапоминающийся грузин туда шел? Потому ли, что в этом театре этом служила прежде гражданская жена Святослава Данилова, любовника его Веры? Или из-за того, что он, Отар Абашидзе, знал: там же состоит в должности сторожа отец Андрея Назарьева, руководителя его следственной группы, который боролся сейчас за жизнь – после того, как Вера непредумышленно выстрелила в него? Ответить на эти вопросы Абашидзе и самому себе не сумел бы.