Следователь и Колдун

…Опять этот неизвестно откуда взявшийся порыв ветра, растрепавший свечное пламя и качнувший паутину в углах. И взгляд колдуна — внимательный и едкий, от которого волосы зашевелились на голове следователя.

— Да, Фигаро, ты прав. Я — Седрик Брунэ. Тот самый Седрик Брунэ, которого Мерлин Первый в свое время назвал «трудягой без фантазии». Тот, которому повезло встретить на своем жизненном пути Уильяма Родерика Кроули, величайшего гения, когда-либо ступавшего по этой земле.

— Вы… Вы ненавидели его?

— Ненавидел?! — глаза Брунэ изумленно расширились. — Ты с ума сошел, Фигаро. Скажешь тоже — «ненавидел»… Я восхищался Кроули. Я не лицеистка-истеричка, а профессиональный метафизик, магистр. Я читал его труды как святой схимник читает в своей пещере Библию — со щенячьим восторгом, в экстатических судорогах. Это был Колдун с большой буквы, человек, чья вскользь брошенная фраза могла загрузить меня работой на год вперед… Нет, Фигаро, послушники не испытывают ненависти к святым. Это нонсенс. Но я всей душой ненавидел человека, который с легкостью обменял меня на Кроули, причем сделал это так же легко, как ребенок отшвыривает старую куклу при виде новой лошадки-качалки. Я ненавидел Артура Зигфрида-Медичи. Мерлина Первого.

Фигаро молчал. Брунэ, Кроули, старые обиды древнего колдуна — все это было слишком много для его перегруженного мозга. Но сказать что-то было нужно.

— А вы не могли… Ну… Просто сказать…

— Ха! Ты не понимаешь, Фигаро. Просто не понимаешь. Это были первые годы для колдовства как дисциплины: сумасшедший ажиотаж, новые горизонты, неограниченные возможности… Мерлин был для всех кем-то вроде бога, Моргана — живой святой. Их решения не обсуждались. И я проглотил все это: назначение Кроули в ректорат, официальное объявление о его скором вхождении в Квадриптих, открытый восторг старого дьявола и его прихлебателей… Я молчал даже тогда, когда мои лаборатории в Разливе отдали Кроули со всем оборудованием и персоналом. Но когда Мерлин решил его убить…

— Но за что?

— Кроули занимался очень опасными вещами. Он был увлеченным человеком, энтузиастом, поэтому простые убеждения в его случае не работали долго. Но Мерлин решил его убить — не изолировать, не контролировать, дабы сохранить этот великолепный мозг — о нет. Устранить физически. Он подстроил несчастный случай в лаборатории Кроули, подменив одну из пирамидок-концентраторов в его приборе. Взрыв, лаборатория вместе со всеми ее чудесами испаряется, Кроули погибает, конец. А мне, — колдун криво усмехнулся — мне Мерлин приказал собрать все оставшиеся после Кроули документы и запечатать в Красном секторе библиотеки Академии. Верный, безотказный трудяга-Брунэ… Но к этому времени я уже начал задумываться о своей собственной судьбе. Я размышлял: если старик так просто швырнул свою любимую игрушку в камин, то что же ждет меня самого? И кто я? Мелкая разменная монета, пешка, которую так же легко уберут с доски, если такова будет повестка дня?

Он утер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот; было видно, что колдуну удалось серьезно накрутить самого себя. И следователь поразился: шестьсот лет! Шестьсот лет прошло, неужели память о тех событиях все еще настолько свежа в голове Брунэ? Это попахивало даже не вендеттой, а самым настоящим психозом.

— И вот тогда я впервые ослушался прямого приказа. Мерлин приказал спрятать все документы Кроули и даже одним глазком не заглядывать в них. Вместо этого я их скопировал. Скопировал каждый свиток, каждую записную книжку, каждый обрывок бумаги… То, что я нашел в этих документах поразило меня до глубины души: Кроули сумел подчинить себя Время. Время, Фигаро!! Да по сравнению с этим мои собственные работы были… Я бы сам не глядя пустил их на пипифакс. Но самое главное: я, наконец, понял, почему никто из членов Квадриптиха не стареет.

«Ты идиот, — устало подумал сдедователь. — Ты просто древний дремучий идиот… Хотя да, откуда тебе знать о Демоне Квадриптиха и Договоре? Тебя, понятное дело, никто не посвящал в такие вещи. И ты подумал, что Артур сотоварищи используют наработки Кроули для того чтобы жить вечно. Да я сам бы так подумал, если уж быть честным…Но Артур, дери тебя старый черт, ты ведь тоже хорош…»

Брунэ же, ударившись в воспоминания, похоже, вообще потерял к следователю всякий интерес. Речь колдуна становилась все эмоциональнее, жестикуляция — все резче.

— …среди бумаг я нашел устройства, которые Кроули называл «секундомерами» — всего их было три, два я украл. Это были удивительные и страшные приборы: они показывали время оставшейся человеку жизни. Я испытал их на куче людей и «секундомеры» ни разу не ошиблись. После того как дата смерти становилась известна, уже нельзя было ни убить человека раньше, ни как-то спасти его когда роковое время, наконец, наступало.