Микстуры не были ни горькими, ни сладкими – вообще никакими: разноцветная вода, иногда с легким запахом каких-то трав. Иногда им делали внутримышечные или внутривенные инъекции, но перед этим алхимики всегда протирали место укола резко пахнущей мазью, и боли не чувствовалось совершенно.
Иногда от микстур поташнивало, иногда тянуло поплакать, но чаще всего просто хотелось спать. В дни процедур мальчиков не кормили, но есть особо и не хотелось; Асад, получив очередную порцию “вливаний” едва успевал подняться к себе в комнату и сразу же валился на кровать.
Сны после процедур в “подвале” чаще всего были расцвечены невероятно красочным бредом. Асаду казалось, что он летает между ярких радужных огней; его тело меняло форму, пространство вокруг его кровати начинало играть в прядки с самим собой, и уже невозможно было понять, сон это, бред или странное колдовство молчаливых людей в фильтрующих масках, похожих на птичьи клювы с гофрированными шлангами.
Один раз после “подвала” (в этот раз Асаду сделали один-единственный укол в предплечье) ему показалось что он – огненная птица, вечно падающая в чернильный океан. Это было страшно, захватывающе, а проснулся Асад почему-то на крыше башни, куда непонятно как перед этим попал. Мальчик страшно перепугался; ему казалось, что уж теперь-то стражники точно порубят его на куски. Но все обошлось: воины в черных шелках не сказали ему ни слова, когда нашли, а просто отвели в его комнату, где Асада уже ждал человек в робе алхимика – тот самый, который встретил его в Гнезде Сойки в самый первый день. Мальчик сразу узнал этот голос: высокий и скрипучий. Теперь он увидел его обладателя воочию.
Густую шевелюру алхимика еще не тронула седина; похоже, он лишь недавно разменял свой пятый десяток. У него был нос с горбинкой, пухлые губы, смешливые зеленые глаза и очень ловкие тонкие пальцы, которыми он растянул Асаду веки.
- М-да, - алхимик покачал головой, - с воображением у мальчишки, конечно, туговато. Что ж, оно и к лучшему. Дайте ему поесть, и пусть отдохнет пару дней. Все равно остальные еще считают звездочки...
Но отдыхать Асаду пришлось не пару дней, и даже не неделю. Его постоянно тошнило, клонило в сон, а в голове творилось черт знает что: иногда мальчик не мог вспомнить, что вот этот предмет называется “стул”, а белые штуки за окном – облака. Лишь на пятый день его психика пришла в норму, остались лишь слабость и легкая дезориентация.
Когда он вновь вернулся в класс, то поразился: из одиннадцати стульев пустовали шесть. За столами сидели только он, Абид, Сирадж и еще двое мальчиков с которыми он еще не успел познакомится, и все они выглядели так, словно перенесли тяжелую болезнь: серая кожа, темные ввалившиеся глаза, трясущиеся руки. Меруз посмотрел на мальчиков, махнул рукой и отпустил их по комнатам.
Асад полностью оправился только через пару недель. Но из одиннадцати мест в учебном классе с тех пор осталось лишь семь; четыре стула и четыре стола убрали и куда-то унесли.
Именно эти пустые места, где раньше сидели их одногодки, такие же мальчики, как и они сами, впервые вселили в воспитанников Гнезда ужас. Ни семья, которую каждый из них не мог забыть, ни колотушки стражников в черном не могли произвести такого впечатления, как эти лоскуты пустого пространства; фактически, это были надгробные плиты. Эта пустота была совсем рядом, и она в любой момент была готова поглотить каждого.
Но именно с этого дня Асад стал замечать всякие интересные вещи, творящиеся с ним.
К примеру, если раньше отсидеть на уроках Меруза целый день было так тяжело, что можно было потерять сознание, то сейчас это получалось как раз плюнуть. Асад мог часами сидеть в одной позе без малейшего дискомфорта – ноги не затекали, а шея не болела. Сидеть на жестком стуле стало так же легко, как и лежать на мягкой перине; собственно, теперь между этими двумя занятиями не было никакой разницы.
Но перемены затронули не только тело, они коснулись и головы. И вот это было самое захватывающее.
Асад не представлял, что его память может стать такой: месяц назад он запоминал из речей старика Меруза хорошо если несколько слов. Теперь – и это, честно говоря, немного пугало – он мог вспомнить каждое слово сказанное учителем, и неважно когда: вчера, позавчера или же сегодня. И не просто вспомнить, теперь Асад
- Я теперь вообще все запоминаю и вообще все понимаю, - сказал как-то Абид, к которому Асад пришел под вечер в гости. - Каждое слово, вот!
- Я тоже. - Асад кивнул, и задумчиво посмотрел в окно – комната Абида находилась в восточной части башни, и за ее окнами небо уже темнело, на глазах приобретая глубокий кобальтовый оттенок. - Ты думаешь, это все алхимики в “подвале”?