— Это, разумеется, кенотаф. Фиктивная могила. Молодой барон покоится где-то на дне пруда, да упокоит горний эфир его душу. Памятник поставлен его отцом через много лет после Второй Реформации — его могила, кстати, здесь неподалеку. Говорят, мрамор для памятника привезли из самой Дальней Хляби — в этом камне до сих пор теплиться колдовство. Он не разрушится еще лет пятьсот. А вон там — старик махнул рукой в сторону далекого леса, — пристукнули на охоте Первого Инквизитора.
— А девушка? Невеста Менестреля?
— Лиза? Пропала без вести. Ее тело так и не нашли. Не исключено, что оно где-то там же, где и тело молодого барона. Они, разумеется, не были женаты, но отец Августа приказал написать на камне «Лиза и Август Клер». Видите, вот тут надпись?
— Вижу. А это что, чуть ниже?
— Это на дореформенной латыни. Здесь написано «Я вечно там, где ты». Откуда появилась эта надпись так и не выяснили — изначально на камне ее не было. Возможно, много позже какой-нибудь бард, вдохновленный балладой о Черном Менестреле, высек эти слова. Но этого мы, боюсь, уже никогда не узнаем.
Следователь посмотрел на мраморную фигуру девушки: тонкий нос, легкая полуулыбка на губах, короткие, до плеч, волосы, убранные широкой лентой.
— Значит, пусть будет Лиза Клер, — тихо сказал он.
— Я могу вам еще чем-нибудь помочь? — архивариус вопросительно поднял брови. — Если хотите, я могу показать отличную коллекцию рукописей конца четырнадцатого века: переписка инквизиции с Квадриптихом. Очень познавательно!
— Нет, спасибо, — покачал головой Фигаро. — Благодарю за эту маленькую экскурсию. Я, если не возражаете, поброжу здесь еще немного.
— О, конечно, — старичок вскинул руки — никаких проблем! Бродите сколько хотите. Скоро пойдет дождь, так что, если желаете, можете переждать у меня в часовне.
— Я не задержусь. И опять-таки спасибо.
…Когда старый архивариус ушел, Фигаро медленно подошел к памятнику. У постамента стоял небольшой фонтан, разумеется, давно заброшенный. В мраморной чаше, заполненной дождевой водой, плавали листья, сквозь ковер которых были видны россыпи плоских камней-голышей: белый гранит с розовыми точками.
— Лежат, а для чего — непонятно, — прошептал следователь.
Он сделал шаг по направлению к главной аллее и вдруг…
Ветер?
Шепот?
Следователь резко обернулся.
Никого. Конечно, никого. Но…
У мраморного постамента, у самых ног статуи девушки, пробивая пыльную каменистую землю, росла…
Ну да. Голубая роза.
Была ли она там минуту назад? Следователь не мог с уверенностью этого сказать, но вот, гляди ж ты — тонкий стебель, синий, как летнее небо бутон, аккуратный зубчатый лист, похожий на птичье перо.
Он склонился над цветком, протянул руку, но потом, усмехнувшись, выпрямился и сказал:
— Не хотелось бы мне иметь цветок, который живет вечно. У меня — руки колдуна. А у колдунов лучше всего получаются всякие пакости.
Он осторожно коснулся высеченной на камне надписи и еще долго стоял там, пока не хлынул дождь, и небо не опустилось на землю черной пеленой, скрывающей все: землю, деревья и камни.
— …Да-а-а, Фигаро, — протянула тетушка Марта, извлекая из раскаленных недр печи глиняный горшок, — после такого отдыха нужно еще, как минимум, месяц отдыхать! Умеете же вы влипать в истории, право слово!
— Это точно. — Гастон, потирая руки, склонился над небольшим ящиком, который только что нашел в погребе. — Самогон! Хорошо! Наливка! Отлично! А это что такое, красненькое?
— Красненькое — это моя фирменная. На малине.
— Оценим-с! — заместитель городского головы вытянул шею и принюхался. — Тетя Марта, а что у вас в горшочке?
— Телятина. Под сметаной! А сверху — красный перчик! Надеюсь, он не лопнул, а то будете есть рядом с пожарным участком… И, все-таки, я не понимаю, Фигаро: эта Лиза — она что, призрак?
— Нет, — Фигаро отрицательно покачал головой. — Не знаю кто она, но точно не призрак. И не дух.
— Думаю, когда-нибудь наши колдуны это поймут, — встрял Гастон. — Новые типы Других каталогизируются каждый год, так что…
— Она не Другая. И я не думаю что все на свете можно объяснить — физикой или метафизикой.
— Ага! — тетя Марта подняла палец, торжествующе глядя на следователя. — Чудеса, значит, случаются?
— Да. — Фигаро чуть заметно улыбнулся. — Похоже, чудеса, все-таки, случаются. Вот, например, этот ваш паштет — настоящее чудо. Без скидок.
— Опять вы мне льстите!
— Не думал даже… А подайте-ка мне, пожалуйста, большую ложку…
…Дверь распахнулась и на пороге возник Хорж от которого столбом валил пар (братья весь вечер кололи дрова на заднем дворе). Хорж сорвал с головы ушанку, схватил с блюда на столе кусок пирога с грибами и, затолкав его в рот, прошамкал:
— Фударь, к фам там пфишли! Фо рафоте, так фумаю!
— По работе?! — Следователь застонал. — Ну, хорошо, скажите, пусть… А вообще — пошло оно все! — он вдруг решительно схватил со стола бутылку водки и обернулся к Хоржу. — Скажи, что сегодня никакой работы, потому как следователь Фигаро уже пьяный! Вот! — С этими словами он опрокинул бутылку и прямо из горлышка выхлебал почти треть. — Видишь? Сейчас еще чуток и буду в дрова!