Следовать новым курсом

— Меняем галс, — объяснил Венечка. — Подвахтенных высвистали к брасам и стаксель-шкотам, сейчас здесь будет довольно шумно.

— Тогда, может, пойдём в каюту? — предложил Юлдашев. — Пока есть время, надо обсудить ещё несколько вопросов. И знаете что?

Граф улыбнулся — широко, без обычной иронии, к которой Венечка уже успел привыкнуть.

— Я вам завидую, Вениамин. По-хорошему — завидую. У вас впереди непростая, но на редкость увлекательная служба.

Он похлопал спутника по плечу.

— Да вы так не переживайте. Вот сойдём на берег, отправимся к нашему посланнику в Триесте. Повод имеется: православный сочельник, а там и Рождество!

Боцман на полубаке во всю глотку гаркнул: «Марса-рей брасопить!» Матросы с уханьем потянули за жёлтый сизалевый канат. Полотнище над головой собеседников оглушительно захлопало — и туго выгнулось, принимая ветер. «На стаксель-шкотах стоять!» — заливался боцман, ему вторили дружные «И-и-и — р-раз! И-и-и — два!» дюжих марсовых, дружно налегавших на снасти. Скрипели в блоках тросы, треугольные стаксели и кливера полоскались по ветру и один за другим наполнялись весёлым зюйд-вестом.

Минный транспорт «Великий князь Николай», маленькая частичка Российской империи, ложился на новый курс.

Эпилог

Санкт-Петербург

…апреля 1879 г.

Апрельское солнце весело искрилось на подтаявшем льду и слежавшихся, обросших жёсткой коркой сугробах. Оковы долгой зимы трещали по швам — льдины медленно, трудно двигались, с громким треском крошась, шурша трущимися краями, наползая друг на друга, вставая дыбом у гранитных быков Николаевского моста. Публика, толпящаяся у перил, кричала, приветствуя отчаянных молодых людей, демонстрировавших свою лихость, перепрыгивая с одной льдины на другую. Вот один из удальцов оскользнулся и полетел в чёрную воду, вызвав испуганный вздох толпы, — но тут же вскарабкался на льдину и победно замахал мокрым картузом. Ему дружно аплодировали с моста.

— Мир с Англией заключён!

— Слава государю императору Александру Победоносному!

— Мир с Англией!..

Серёжа поймал за плечо пробегающего мальчишку с полотняной сумкой, из которой топорщились свёрнутые газеты.

— «Петербургские ведомости»!

— Три копейки, барин!

Сорванец сверкнул ослепительной улыбкой, разглядев кресты под распахнутой морской шинелью — кроваво-красный Владимир с мечами и белый эмалевый Георгий. Венечка кинул пятак — мальчишка подхватил его на лету.

— Копейку уступим герою моря-окияну!

— Беги уже… — Венечка легонько подтолкнул разносчика в плечо, и тот умчался, размахивая над головой пачкой газет. — Ну, там пишут?

— Правительство Гладстона признало Суэцкий консорциум, — прочёл Остелецкий. — Как будто им оставалось что-то ещё, после того как лорд Дизраэли ушёл в отставку…

— Говорят, он пытался покончить с собой? — осведомился Греве.

Авторитет Остелецкого в дипломатических делах с недавних пор признавался ими безоговорочно.

— Как же-с! — скептически хмыкнул Венечка. — Чтобы старый лис руки на себя наложил? Да ни в жисть! Уедет в имение и примется писать мемуары. А рассказать ему есть чего, уж поверьте…

…Да уж, не меньше чем тому, кто имел дело с архивом канцлера Бисмарка…

…А ты-то чему радуешься? Сам, небось, и одним глазом не заглянул?

— Ты теперь куда? — осведомился Казанков, складывая газету — пополам и ещё раз пополам.

Троица бывших мичманов встретилась в Петербурге два дня назад — в коридорах Адмиралтейства, куда каждый зашёл по своим надобностям. Встретились, обнялись, гулко похлопали друг друга по спинам и назначили рандеву — здесь, на Английской набережной, возле Николаевского моста.

— В Порт-Саид, — отозвался Венечка. — Там будет теперь наше постоянное консульство, и я приписан к нему в качестве советника по морским делам.

Греве состроил сочувственную физиономию.

— Собираешься, как говорят наши британские недруги, «проглотить якорь»?

— Да, решил попробовать себя на дипломатическом поприще. Буду по выходным кататься на пароходике и завидовать вам, мореманам…

…Дипломатическую, говоришь? Расскажи это Бёртону…

…Отстань, а? Можно хоть сейчас не портить?..

…Ах, какие мы деликатные и чувствительные…

— К сожалению, это теперь не про меня, — грустно отозвался барон. Греве. Как обычно, ни он, ни Серёжа Казанков не придали значения краткой заминке товарища. — Ну какой из меня моряк вот с этим?

И он продемонстрировал чёрный, затянутый в кожу протез, высовывающийся из левого рукава шинели.

— А ты поступи по примеру покойного супруга своей зазнобы, — посоветовал Серёжа. — Не зря же он из «Луизы-Марии» сделал чуть ли не яхту? Будешь ходить в инспекционные рейсы, проверять, как обстоят дела на пароходных линиях фирмы.