Будь я не на службе, проделал бы тоже самое. Очень уж эффектно выглядела эта Анечка. Падающие на плечи рыжеватые волосы, черный кожаный плащ, стянутый поясом на тонкой талии, что подчеркивал силуэт — округлые бедра и высокую грудь, на длинных ногах красные сапожки. Плавная походка, дерзкий взгляд и яркая помада на слегка полноватых губах. Захочешь — не пройдешь мимо.
Так что совсем не случайное знакомство вышло реалистичным.
Пара дежурных для моего времени комплиментов, невзначай продемонстрированный полный бумажник довершили прелюдию, и вот мы уже ловим попутку и едем в лучший ресторан города.
А там затык — закрытая дверь и очередь на ступенях.
— Так и знала, что ты не местный, — рассмеялась Анечка, увидев мою растерянность.
— Да нет, просто отвык, — поддержал я ее смех, досадуя на себя. Вот что мне мешало разузнать у Скворцова о советских ресторанах и правилах их посещения?
— Сейчас сунешь швейцару красненькую, только так, чтобы никто не видел, — проинструктировал меня более подкованная в местных реалиях спутница.
— Окей, — кивнул я и долбанул кулаком по двери.
Очередь забеспокоилась.
— Эй, куда прешь? Самый наглый, да? — меня попытались оттереть от заветного входа.
— У нас заказано! — не стушевалась Анечка.
Дверь открылась и на улицу высунулась недовольная морда швейцара. Я, как было велено, сунул в его пятерню купюру, и его морда разгладилось, натянув улыбку.
— Проходите, — отступил он.
Возмущенные возгласы остались на улице, а мы оказались в холле с высокими, украшенными лепниной потолками и огромными, закрывающими стены, зеркалами.
— Товарищ, добавить бы, — отвлек меня от разглядывания обстановки швейцар.
Теперь уже я нахмурился, испепеляя взглядом вымогателя. Пауза затянулась. Он отмер первым.
— Шучу я так, — из нагловатой его улыбка превратилась в заискивающую.
Шутник, мля. У меня при капитализме меньше трат было.
Оставив верхнюю одежду в гардеробе, мы углубились вовнутрь, туда, где играла музыка.
Почти все столики в зале оказались занятыми, между ними дефилировали с подносами официанты, преимущественно средних лет женщины. На небольшой сцене самозабвенно играли музыканты.
— Где же моя черноглазая где, в Вологде-где-где-где, в Вологде где… — выводил певец, длинноволосый с внушительными усами парень.
Местная мода на гигантские усы и неухоженные пакли меня вымораживала.
— Сюда, молодые люди, — сориентировал нас материализовавшийся рядом служка.
— Тоже шутите? — усмехнулся я, когда он предложил нам присесть за уже кем-то занятый столик.
В отличие от меня, расположившаяся за ним парочка никакого удивления не высказала, словно навязывать гостей — обыденное здесь дело.
Зато моя реакция всех напрягла. От моего взбешенного вида служка начал прочищать горло и бросать взгляды куда-то через зал.
— Сейчас исправим, — наконец, разродился он и в этот раз привел нас к свободному столику.
— Шутки у вас дурацкие, — заметил я ему напоследок.
Он еще больше напрягся, кривовато улыбнулся и исчез так же незаметно, как и появился.
Анечка смеялась. Незатейливо и красиво. Я залюбовался.
— Альберт, откуда ты? — спросила она, когда нам принесли меню.
— А ты угадай, — предложил я ей самой найти ответ.
— Из Риги? — после небольшой паузы предположила она.
— Бинго, — я сделал вид, что меня раскусили.
— Хотя акцент у тебя вроде бы местный, — задумалась она.
— И в этом угадала, — я широко улыбнулся девушке и поведал легенду. — Я местный, но несколько лет назад отец пошел на повышение, и мы всей семьей переехали в Прибалтику. А теперь я вернулся.
— Зачем? — ошарашенно спросила она.
— Дела здесь остались. Решу и уеду. Ты лучше о себе расскажи и о своем акценте. Странный он у тебя, — сменил я тему.
— Я из Одессы, — девушка кокетливо намотала локон на палец. — Здесь я тоже по делам, — показала она мне кончик языка.
— Одесса, говоришь? — заинтересовался я южным направлением.
И разговор потек о городах. Благо, в Ригу, в отличие от Одессы, я в свое время заезжал, из-за чего было интересно о ней послушать, вернее, о нравах царящих в этом южном порту. Анечка с удовольствием делилась историями, услышанными в свое время от своего отца. Тот всю жизнь прослужил на таможне, пока его не прибрал инфаркт. После его смерти семья утратила материальное благополучие, и девушке пришлось уже самой о себе заботиться. Мать, обычная медсестра, мало чем могла помочь дочери.
— Так чем ты, говоришь, занимаешься? — она вновь перевела разговор на меня.
— Только что институт закончил. Жду должность, — я отпил вина, что нам принесли. На откупоренной при нас бутылке, на чем зачем-то настояла Анечка, было написано «Массандра».
Чтобы больше не прокалываться, право делать заказ я уступил девушке, и она назаказывала. Стол буквально ломился от яств, так что свободного места не осталось.
— Еще тачку жду, — продолжил я наматывать наживку. — По дороге сюда в аварию попал. Какой-то урод подрезал, и я в кювет улетел.
— Да ты что?! — воскликнула Анечка, красиво округлив ротик.
— Теперь вот без колес остался.
— Бедненький, — ловлю ее сочувственный взгляд.