— Не то чтобы загуляла… — Афанасьев сделал паузу, — она совершила непреднамеренное убийство своего новорождённого ребёнка. Её осудили, она отсидела в колонии два года, и как я понимаю, она прошла там огонь, воды и медные трубы.
— А разве справедливое наказание не оказывает ныне воспитательного воздействия? Или её осудили не справедливо? Не ты ли её, Петрович, часом засадил в колонию? — с иронией в голосе спросил его Шенкель.
— Нет, ни я. Что и как там случилось, я точно не знаю, знаю лишь то, она была пьяна и ничего не помнит. Однако народ молвит, что она свою дочь сознательно задушила…
— А уж не твой ли это был ребёночек, Петрович? — осклабился в кривой улыбке Шенкель.
— Нет, не мой, — побледнел Афанасьев.
— Ладно, рассказывай дальше. Проверку прошёл.
Афанасьев вымучил улыбку на своём лице.
— Так вот, с Марией можно потолковать.
— Насчёт чего?
— Предложить ей выкрасть у Тимофеевой из роддома ребёнка. У Марии сейчас сложное материальное положение. Она точно согласится. Пообещаем её, что заплатим три штуки баксов. Замаскируем её под роженицу. Оденем в стандартную для этого места одежду — халатик, тапочки.
В таком одеянии она с лёгкостью проникнет в роддом, а украсть ребёнка для такой опытной девушки, как Марии, труда особого не составит. Тем более что Тимофеева лежит в отдельной палате, из которой её выманить будет легко.
— Да уж, — протянул Шенкель, — после этого нам с тобой, Петрович, останется пить по ночам кровь невинно убиенных младенцев, и мы полностью состоимся как ироды.
— Но мы же, вернём ребёнка матери, — принялся оправдываться Афанасьев.
— У нас сидит в заточении её муж, а тут ещё и ребёнка у неё украсть — это будет полный перебор. А она ведь согласилась нам продать свой земельный надел. Может, и продала бы, если в роддом не угодила.
Съезди-ка лучше вечерком с Володей к афганцу, посмотри как он там, какие песни поёт, сообщи ему новость, что дочь у него родилась. Это его расслабит.
— Хорошо, я сделаю так, как вы сказали, — протяжно вздохнул Петрович, он явно был недоволен тем, что его план был отвергнут.
Семён Николаевич Терехов — заместитель начальника отдела по борьбе с терроризмом УФСБ по Омской области, в звании подполковника, периодически прерывал чтение документа и вскидывал глаза на стену, где висели настенные часы, так как с минуты на минуту должен подъехать Максим Ломакин.
Предчувствие его не обмануло, раздался звонок дежурного, уведомившего о прибытии подполковника Ломакина. Семён вышел навстречу своему давнему другу, которого знал ещё по совместной учёбе в школе военной контрразведки.
Друзья обнялись.
— Как доехал? — поинтересовался у друга Семён. — Не заплутал в нашем городе?
— Центр города отыскать было несложно. Если бы я не смог этого сделать, то меня на следующий день следовало списать в запас, — отшутился Максим.
— Сейчас, Максим, мы зайдём с тобой к начальнику управления, потом пойдём ко мне…
— Генерал в курсе наших дел?
— Да, в курсе. По факту похищения моего доверенного лица — Тимофеева Евгения Николаевича неизвестной нам криминальной структурой, мной возбуждено уголовное дело.
— А это ты правильно, Сёма, сделал, что включил Женьку в разряд доверенных лиц и возбудил уголовное дело. Таким образом, мы войдём в правовое поле по защите своего негласного сотрудника. Кстати, как он там?
— Нормально. Все расскажу потом…
Генерал-майор Нефёдов — начальник областного управления ФСБ был не занят, поэтому принял их сразу.
Максим представился ему форме, как предписано уставом.
— Проходите, присаживайтесь на диванчик. Сразу чувствуется в вас, Максим Александрович, военная косточка, — подметил генерал.
Максим улыбнулся.
— Учёба в пограничном училище и последующая служба в органах военной контрразведки оставили, товарищ генерал, неизгладимый след. — Впрочем, для контрразведчика это один из демаскирующих признаков, — заметил он.
— Согласен с вами — признак действительно демаскирующий. Вы в настоящее время, Максим Александрович, находитесь в отпуске?
— Так точно, товарищ генерал, в отпуске. Я не мог своего боевого товарища оставить в беде, поэтому взял отпуск.
— Понимаю вас, не для того, вы его под душманскими пулями вытаскивали из горящего бэтээра, чтобы в мирной жизни его терзали бандиты…
— Именно так, товарищ генерал, не для того…
— Трудно пришлось в Афганистане? Как я понимаю, воевать с автоматом в руках не позволяли наши инструкции и приказы, и это обстоятельство вряд ли способствовало росту авторитета сотрудников Особого отдела среди бойцов.
— Вы правы товарищ генерал. Многим из нас приходилось изворачиваться, чтобы не нарушать эти самые инструкции и в грязь лицом не ударить. За что нередко получали взыскания от своего руководства. Иногда изворачивались, как могли, полагая, что время нас рассудит.
У моего боевого товарища однажды была непростая ситуация. В Особый отдел поступила информация. Что группа пограничников во главе с капитаном сознательно нарушила границу с Пакистаном.