— Где-то здесь должна проходить вторая линия обороны. Не нравится мне все это. Ждут они нашего наступления, готовятся. Я вот что предлагаю… Мы можем, конечно, где-то здесь отлежаться до самой ночи, а потом назад пойти. Того, что мы узнали, вполне достаточно, чтобы доложить командованию. Вот только мы не командованию служим, а родине. Где-то чего-то недосмотрим, где-то чего-то не увидим, какую-то огневую точку проскочим впопыхах, а бойцы пойдут там в наступление и полягут! Чего же грех на душу брать! Пойдем по-тихому, посмотрим, что там к чему. Заросли здесь густые, авось проскочим.
Из оврага вышли к небольшому полю с густой травой, поделенному на две неровные половины гусеничным танковым следом.
— Товарищ старшина, посмотрите туда, — Строев показал на небольшой гребень с непонятной пипкой на самой вершине.
— Похоже, танк, — предположил Щербак.
— А в подлеске еще один такой же стоит.
Танк, стоящий в окопе, среди деревьев, замаскированный густыми длинными ветками и мохнатым лапником, сливался с окружающей местностью. Для пущей убедительности на его башню была повалена молоденькая ветвистая береза, только ствол с набалдашником торчал через ворох листьев.
Окоп танка соединялся с траншеей, по которой двое пехотинцев волокли бревно.
— Бруствер будут укреплять, — предположил Калмыков. — Вот где их настоящие позиции.
— Крепко они за оборону взялись, — покачал головой старшина. — Только зря все это… Мы их из Сталинграда выбили, погоним и отсюда… Теперь нам об обратной дороге нужно подумать. Как бы на дозор не напороться. — Вытащив бинокль, Щербак долго изучал немецкие укрепления: всматривался в лес, разглядывал редкий пролесок, изучал широкое поле. Потом, уложив бинокль обратно в мешок, уверенно сказал: — Сейчас пойдем вдоль этого овражка, затем сразу на северо-восток, к вершине. А уж оттуда к реке. Отсидимся там до вечера — и к своим. Что-то мне подсказывает, что это не последнее, что мы здесь увидели.
Двинулись неслышно, как это могут делать только люди, привычные к ежедневной опасности, осознающие, что от ветки, треснувшей под ногой, зависит их жизнь. Несколько раз останавливались, терпеливо пропуская проходящий мимо дозор, потом шли дальше. В последний раз немцы прошли на расстоянии вытянутой руки. Спрятавшись в зарослях боярышника, старшина Щербак хорошо рассмотрел их лица: один совсем молодой, не старше шестнадцати; другому было далеко за пятьдесят, наверняка прибывшие с последним пополнением. Богдан даже ощутил запах их тел, замешанный на неприятно пахнувшем одеколоне.
Ни боевого опыта, ни умения вести наблюдение в дозоре. Именно поэтому этих новобранцев определили в тыловую часть, обходить вверенный периметр. Пусть походят в охранении, попривыкнут к оружию, а там и на передовую!
Обмундирование сидело на них мешковато, явно не по размеру, образовывая глубокие большие складки на груди и по бокам. Ремень, по их мнению, был и вовсе лишним предметом — невозможно ослабленный, он висел ниже пояса.
Окажись на их месте опытные бойцы, привыкшие на передовой прислушиваться к каждому шороху, обратили бы внимание на дрогнувший неподалеку куст (младший сержант Калмыков, замыкавший группу, присел в самый последний момент и чуть было не выдал себя). Старшина уже вскинул «ППШ», чтобы одним махом разрешить возможный спор, но беспечные дозорные прошли дальше, продолжая делиться впечатлениями о первых днях службы.
Лишь когда патруль удалился на значительное расстояние, старшина облегченно выдохнул:
— Считай, второй раз родился. В следующий раз может не повезти.
— Ранец зацепился за ветку, товарищ старшина. Только на секунду и отвернулся, чтобы отцепить, а тут немцы.
— Ротозеем не нужно быть! — сурово рыкнул Щербак.
— Так точно, товарищ старшина!
Богдан вновь глянул на карту и поставил небольшой значок.
— Что-то они здесь стерегут… Разберемся. Все, уходим! Вот она, высотка, — старшина показал на небольшое возвышение, поросшее лесом.
Уже приблизившись к сопке, разведчики заприметили наезженную грунтовую дорогу. У основания сопку в два ряда опоясывала колючая проволока, тут же ходили часовые. За проволокой угадывались длинные деревянные строения, напоминающие амбары.
— Что они здесь такого напридумывали?
— Склад какой-то, — предположил Строев.
— Возможно… Это ведь польская сторона была до тридцать девятого. На этом месте бои шли, наверное, склад с того времени остался. Пора возвращаться. Иначе до утра не успеем.
Надвигались вечерние сумерки. Поначалу они накрыли полупрозрачной пеленой горизонт, затем, сгущаясь, укутали лиственный лес, ставший сразу темным и враждебным. Потом мрак навалился на широкое поле, оставив только узкую красную полоску заходящего солнца. Через несколько минут пропадет и она, и тогда ночь всецело вступит в свои права.
До реки оставалось метров пятьсот, когда на грунтовой дороге послышался гул двигателя приближающейся грузовой машины.
Старшина внимательно наблюдал за приближением автомобиля, в кузове которого, разместившись вдоль бортов, находилось около двадцати автоматчиков.
— Это что за дела? Куда это они на ночь глядя поехали?