След пираньи

— Вот видите. Взвалили — и не пискнешь. Будь вы человеком не столь загадочным, прошло бы мимо меня и вообще мимо нас. Но грохнуло начальство кулаком по столу: «На твоей, говорит, Бортко, территории убили жену заслуженного человека, секретного капитана первого ранга…» Что тут попишешь? Только каблуками щелкнешь… — Он говорил так задушевно, что невольно тянуло ему посочувствовать. — Значит, вы с супругой из Аннинска ехали?

— Да, — сказал Мазур.

— Проведя там в гостях две недели у гражданина Шагарина Виктора Тимофеевича, что означенный гражданин подробно подтверждает… Авторитетный гражданин. Столь же серьезный и засекреченный… Настолько, что не верить ему ну просто-таки невозможно, в особенности если собственное большезвездное начальство три раза повторило: ты, Бортко, свои хамские замашки брось и работай, как джентльмен… — Он спросил участливо: — Как же так вышло, что этот негодяй к вашей жене привязался?

— Если бы знать… — сказал Мазур.

— Значит, вы, вернувшись в купе, увидели, что она лежит мертвая, а этот мерзавец стоит над ней с пистолетом?

— Да.

— И вы его…

— Да, — сказал Мазур сухо. — Это я умею. Есть претензии?

— Какие там претензии — законная самооборона плюс особое состояние души от психологического шока… Ничего необычного я тут не вижу. Любой мужик бы… — Он поднял голову и остро глянул Мазуру в глаза. — Я необычное в другом усматриваю. Свидетелей нет, ни единого.

— А что, на такие дела идут, сопровождаемые дюжиной свидетелей? — жестко бросил Мазур.

— Вы не поняли. Я о проводнице говорю. Исчезла проводница после прибытия поезда в град Шантарск. Случайно, не у вас в гостях обретается?

— Вот не знаю, — сказал Мазур. — Я в эти детали абсолютно не посвящен. Сами понимаете: наши особисты мне о своих действиях не докладывают. Я же не начальник, хоть и звезд изрядно…

— Понятно, — протянул Бортко. — А тут еще бригадир поезда загадок добавляет. Опрошенный по горячим следам, показал, что вы, когда пришли к нему, показали милицейское удостоверение…

— Ну, это он напутал, — сказал Мазур. — Я ему показывал свое офицерское удостоверение, вот это самое. Не разобрался сгоряча, надо полагать.

— Надо полагать, — повторил Бортко. — Так он сам и заявил на втором допросе, три дня спустя. Горячо заявил, прямо-таки вращая глазами и махая руками для пущей убедительности. А в глазах-то у него страх стоял, я такие глаза знаю, насмотрелся… Так он мне доказывал, будто в первый раз напутал, что жалко было болезного…

— Ну, это ваши заморочки, — сказал Мазур. — Я вам рассказал, как было. Если у вас есть другая информация…

— Господи, откуда? — развел руками Бортко. — Ошибся человек, бывает. Ну с чего бы вдруг вам милицейским удостоверением размахивать, когда у вас есть свое, авторитетнее? Да и где вы милицейское взяли бы? И зачем? Вы же не гангстер, в самом-то деле, и интересы ваши, как мне намекнули, направлены на зарубеж… Вы уж простите за нескромный вопрос, но в вашей семейной жизни не было ли трений или иных скандалов на разнообразной почве? Мало ли что бывает…

— Куда вы клоните? — спросил Мазур прямо.

— Изучаю проблему, как оперу и положено, — сказал Бортко. — Был у меня, знаете ли, печальный случай. Один тип, к стыду нашему, милицейский капитан, решил убить женушку. Не угодила чем-то, дело житейское. И убил, козел. Три раза ткнул ножом прямо на дому, а потом убеждал всех, что это ему садистски отомстили уголовные клиенты. И убедил почти, знаете ли. Только нашлась в его показаниях крохотная прореха, вовсе даже пустячная, однако отыскался рядом опытный опер, который за эту промашку тут же ухватился, ну, и размотал клубочек.

— Слушайте… — повысил голос Мазур.

— Да бог с вами! — Бортко излучал сочувствие и доброжелательность. — Я никаких параллелей не провожу и ассоциаций не ищу. Только органы, будет вам известно, — механизм громоздкий и разветвленный. И ваши показания, как любые другие, путешествуют по этому механизму достаточно долго. И на многих этапах попадается хмурый, изначально подозревающий всех и вся народ. Рано или поздно появляется какая-нибудь желчная физиономия, набравшаяся хамства задать циничный вопрос: «А отчего это показания вашего потерпевшего основаны на его собственных словах? И только?»

— Уже задали?

— Можно сказать, — неопределенно ответил Бортко. — Тысячу раз простите, я ведь не из пустого любопытства стараюсь, понимаю, каково вам… Но факты — вещь упрямая. В купе — два трупа. И вы — единственный свидетель.

— А как насчет презумпции невиновности? — спросил Мазур сквозь зубы.

— Так никто ж ее не отменял, — сказал Бортко. — Я вам просто объясняю, какие вопросы возникают в иных умах — и не более того. А знаете, из-за чего эти вопросики возникать начали?

За спиной Мазура тихо стукнули ножки стула, чуть погромче стукнула дверь. Он обернулся — парня в комнате уже не было.