След на мокром асфальте

– В точности. Глянь сам. – И он протянул выстраданное заявление Тихонова.

Остапчук пристроил очки на нос:

– Ну вот, марка «Победа», госномер «ЭЗ 35–87», год выпуска – сорок седьмой, серого цвета. И заявление Николаич с боями отбирал. Историйка!

– Ты на что намекаешь?

Остапчук тотчас пошел в отказ:

– Ты за язык не лови.

– Не ловлю.

– И не перекручивай!

– Не перекручиваю.

Помолчали. Иван Саныч, свирепо посопев, уточнил:

– Я, по-твоему, на порядочного человека наговариваю?

– Нет, – кротко отозвался Сергей.

– Утверждаю, что он сам у себя машину угнал, по-быстрому человека сбил, ни с того ни с сего – так? Между прочим, связаны они как-то, Пожарский и Тихонов?

Акимов признал:

– Я не выяснял. Другим был занят, и в эту сторону вообще не думал.

– Вот, а надо бы подумать, следователь! И почему Николаич этого не указал – совершенно не понимаю.

Помолчав, Сергей напомнил, что Колька – лицо заинтересованное, оговор тоже не исключен.

– А я так и понял, – подхватил Саныч, – что от его слов вы отплевываетесь потому, что, мол, сын и ребенок.

– Это не я.

– Не ты, так муровские, какая разница? Да или нет?

– Да.

– А раз да, то давай логически рассуждать. Если по-твоему судить, то ведь заинтересованными могут быть и Тихонов, и Золотницкий.

– Почему?

– Допустим, Мурочка его, дура набитая, от «папаши» своего сбежала, дернула для храбрости и поехала кататься. Возможно?

– Вань, ты…

– Ну-ну, возможно. И случайно в темноте наехала на пешехода. Что делать?

– Что же?

– Можно пойти покаяться и сесть. А если неохота, то бросить в укромном уголке машину, задами-огородами вернуться на дачку, мужу поплакаться, товарища подговорить лжесвидетельствовать. И всем вместе сделать вид, что ничего не было. Похоже на правду?

– Тьфу ты, пропасть.

– Вот тебе и тьфу. Где эта Мурочка, что б ей ни дна ни покрышки, в момент происшествия была? Ведь не дома?

– Нет.

– Вот. Это я тебе к тому, что может получиться целый заговор. Из простого наезда по пьянке может что угодно последовать. И, что самое главное, никому веры нет, ведь у каждого свой интерес. Что скажешь?

– Скажу, что ты, когда в сердцах, черт знает что наговорить можешь. Слушать боязно.

– Так и не слушай, – огрызнулся Остапчук, – лучше вот, щелкай зубами. Тещенька особо наказала тебя подкормить.

Явившийся Сорокин прошел мимо кабинета подчиненных, походя, поворчал:

– И снова средь бела дня луком да чесночком закусывают. Что за пагубная привычка? Придут граждане – а тут амбре.

Остапчук пояснил:

– Я так понимаю, товарищ капитан, если у человека важное дело, он совершенно спокойно отнесется к запахам. А если нет, то нечего шастать, нюхать почем зря.

– Ничего, так, предварительная фильтрация, – похвалило командование. – Акимов, дожевывай, и прошу ко мне в кабинет.

* * *

– Что у тебя с машинками? Докладывай.

Акимов подчинился:

– Признаться, без особых результатов. Машины нужных расцветок с подходящими комбинациями цифр орудовцами не найдены. Все зарегистрированные автомобили Москвы с различными комбинациями цифр я проверил.

– Все ли?

– Так точно.

– А в Московской области?

– Сегодня сделал запрос, записал несколько адресов.

– Покажи.

Некоторое время капитан изучал список, размышляя, потом, дернув щекой, скомандовал:

– Отставить.

– Что отставить?

– Разработку. Не горит.

Акимов решил – в ушах звенит от усталости и разговоров, потому перепросил.

– Не горит, – повторил капитан.

– Да как же так, Николай Николаевич? Как отставить? Человек пострадал.

Неузнаваемый Сорокин опустил глаз, зло произнес:

– За дурость свою пострадал, распущенность. Из Склифа сообщили результаты: в крови полно спирту. Конечно, если бы не это, может, и не было бы его в живых вовсе.

– Откуда же…

– С вечера пятницы. В точности, как предположил старший муровской опергруппы. Которому ты, к слову, нахамил, не обеспечив охрану места происшествия, сославшись на погоду. Вот копия его рапорта.

Акимов и глядеть не стал, уж больно возмутительные вещи говорились.

– Да он болван.

– И пусть. Он капитан, а ты лейтенант.

– Вы тоже капитан.

– Не с Петровки.

– Всем известно, что Игорь наглухо завязал.

– Кому – всем? – прицепился Сорокин. – Кто эти все? Пожарский появляется только на выходные, чем он там, у себя занимается – тебе что же, известно?

– Нет, но можно запросить характеристики с места работы, из общежития на Бахметьевской.

– Запроси. А пока какого лешего ты мне рассказываешь, что тебе что-то «известно»?

Помолчав и как бы чуть остынув, капитан продолжил, по-прежнему глядя в сторону, точно ему было противно смотреть на подчиненного:

– В общем, вырисовывается обоюдная вина и некрасивая ситуация. – Он сверился со своими бумажками, в которых пес знает что было понаписано, добавил: – Пострадал к тому же при переходе в неположенном месте.

– Ну это-то к чему! Там разметки никакой нет, только-только дорогу оборудовали!

– Прекратить анархию! – вдруг рявкнул Сорокин. – Что за пререкания? Кумовство разводите, товарищ лейтенант? Благоволите выполнять распоряжение непосредственного руководства!

О, это край. Раз руководство перешло на старорежимные слова – пощады не жди. Акимов, побелев, отчеканил:

– Виноват, товарищ капитан.