И вдруг что-то яркое бросается мне в глаза: Ма’йи. На нем по-прежнему костюм лазурно-апельсинового цвета. В когтистых пальцах он вертит короткую, почерневшую от сажи палочку и ухмыляется. Мне требуется всего мгновение, чтобы понять, что это.
Ма’йи касается сверлом вершины своего цилиндра, приветствуя меня. Или провожая в последний путь.
Я уже знаю. Я понимаю, кто ждет меня на той стороне ринга, за секунду до того, как произносят его имя:
– Наайее Нейзгани!
Он выходит из противоположного от меня туннеля, и толпа замирает в благоговейном страхе. Он все такой же великолепный, каким я его помню. Красивый, но и вместе с тем дикий и совершенно потусторонний. Абсолютно черные волосы свободно ниспадают по спине до талии. Глаза темные, как предрассветный час. Лицо словно высечено рукой мастера: острые скулы, орлиный нос, густые брови. Сегодня на нем нет кремниевых доспехов. Мощная грудь обнажена, и над сердцем видна татуировка в виде стилизованной молнии. Широкие ноги, обтянутые штанами из мягкой кожи, обуты в традиционные охотничьи мокасины. Он легендарный герой до самых кончиков волос, и сегодня сошел в лучах своей славы в эту яму, чтобы сразиться со мной.
Он выходит на арену – грациозный и смертоносный, – и в зале воцаряется тишина. Я знаю его, поскольку тренировалась с ним в течение нескольких лет, но даже я застываю с открытым ртом, ошеломленная его присутствием – несмотря на то что поклялась попытаться его убить. Он поднимает руку с зажатым в ней молниеносным кинжалом – уменьшенной версией его же культового меча. И он улыбается.
Толпа вновь взрывается безумными криками, все скандируют его имя.
Он смотрит на меня. Эти ужасные глаза сверлят меня взглядом, и улыбка превращается в усмешку – теплую, как восход солнца.
–
Я пытаюсь собраться с мыслями. Но выдавливаю из себя одно-единственное слово:
– Почему?
Мой голос напряжен, как барабан. Я дрожу, по спине струится пот. Руки стали такие скользкие, что трудно держать нож. Мосы говорит что-то о бое, объявляет шансы на победу, объясняет правила или еще что-то столь же несущественное. Единственное, что сейчас занимает мои мысли, – это человек передо мной. В голове проносится миллион вопросов. Я хочу подбежать к нему, обнять и никогда не отпускать. Я хочу вонзить нож в его сердце и заставить страдать так, как страдала я. Но больше всего я хочу знать почему. Почему он бросил меня? Почему не вернулся? Почему сейчас? Почему именно здесь? Просто… почему?
Он смеется гулким смехом.
– А где мне еще быть? Я пришел забрать то, что принадлежит мне и моей семье. Даже через кровь, если придется. Важнее вопрос, почему здесь ты? Смерть приходит ко всем пятипалым вовремя, – говорит он. – Ты уверена, что это твое время?
Я пытаюсь ответить, но голос меня подводит. Сердце колотится в груди как отбойный молоток.
Он поднимает руки, заставляя толпу умолкнуть. На кончике кинжала вспыхивает свет.
– Пусть никто не скажет, что Нейзгани лишен милосердия! – кричит он, затем поворачивается ко мне. – А теперь уходи, Чинибаа.
– Нет! – раздается крик из стеклянной будки. – Вы дали обет перед рингом. Вы не можете отказаться от боя, не разозлив
Нейзгани поднимает подбородок и кричит на Кошку в ответ:
– Что такое гнев богов для меня? Неужели мать отвернется от меня? Или мой отец станет меня убивать? Я не боюсь гнева! – Он смотрит на меня, но играет перед толпой. – А ты, Чинибаа, – говорит он с понимающей улыбкой, – боишься?
Я сглатываю. Облизываю пересохшие губы и только после этого вспоминаю, зачем я здесь.
– Ма’йи обхитрил нас обоих. Огненное сверло у него.
Нейзгани смотрит на меня с удивлением:
– Конечно, сверло Черного Бога у него. Он выкрал его из Западного Дома моей матери. И обещал вернуть мне, как только завершится бой.
– Но… – Я заикаюсь. Разум отчаянно пытается разобраться в этих новых для меня сведениях.
Нейзгани знает? Неужели я была права и он – часть происходящего? Или это означает, что сверло не имеет отношения к чудовищам? Но тогда как…
Толпа слишком шумная. Она требует нашей крови и мешает мне думать.
Нейзгани смотрит на меня сверху вниз, и в выражении его лица появляется нечто похожее на жалость.
– Откажись от боя, Чинибаа. Иди домой.
– Нет.
Я понимаю, что это неразумно. Что мне вообще не нужно драться с Нейзгани. То немногое, о чем я знаю, подсказывает мне, что за всем этим стоит Ма'йи. Его обещание огненного сверла было лишь уловкой, чтобы заманить меня сюда и столкнуть лицом к лицу с Нейзгани. Меня подставили, и единственный способ выйти из игры пройдохи – отказаться от участия в ней. Но я не могу. Гордость, страх и слишком сильный гнев не оставляют мне выбора.
Охранник из Медвежьего клана был прав. Ма'йи меня слил.