– Ты похож на маму, – говорю я вместо приветствия.
– До заката бар закрыт, – отвечает он равнодушным голосом.
– Я здесь не для того, чтоб пить. Я здесь для того, чтобы повидаться с твоей мамой.
Паренек хмурится.
– А вы кто, к чертям, такие?
– Я Мэгги Хоски. Она меня знает.
Подросток внимательно смотрит. Я чувствую, как его цепкий взгляд изучает меня, замечает ружье на полочке и кровь, размазанную по лицу и рукам, и наконец останавливается на Кае, который закрыл глаза и, кажется, снова спит.
– Что, черт возьми, с ним стряслось? – спрашивает парень. – Он ведь не дохлый, правда? Хотя выглядит как кусок дерьма.
– Нет, он не дохлый. Его отделали Псы-Законники.
Что-то в плечах парня расслабляется, и он расплывается в улыбке, превращаясь в подростка, каковым он, в сущности, и является.
– Сраные Псы-Законники! – говорит он с яростью человека, которому никогда не доводилось видеть их вблизи.
– Это точно, – соглашаюсь я. – Ну что, теперь мы можем войти и повидать Грейс?
Он вытаскивает старомодную рацию из кармашка на поясе и отворачивается от меня, чтобы с кем-то поговорить.
Но хотя бы не придется больше видеть этого «мистера Веснушку».
Я отгоняю от себя плохие мысли и стараюсь сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить
Парень поворачивается, улыбается и машет мне рукой.
– Мама в баре! – кричит он, когда я въезжаю в ворота. – Она сказала, объезжайте и вставайте сзади. Кто-нибудь подскажет, где именно.
Я проезжаю через пыльную парковку, поворачиваю и останавливаюсь у задней стены бара. Справа – безупречно чистый трейлер двойной ширины, выкрашенный в белый цвет и обрамленный широким гостеприимным крыльцом. В окнах – цветочные короба. Перед входом сидят два человека в креслах-качалках, вольготно расположив на коленях винтовки. Увидев нас, они встают и спускаются вниз по ступенькам. Это близнецы – мужчина и женщина. Оба выглядят как вариации того же самого подростка, который сидит у парадных ворот. У обоих одинаковая веснушчатая кожа и рыжие вьющиеся волосы. Женщина указывает мне на ряд гаражей напротив дома, а мужчина спешит вперед, чтобы открыть одну из полудюжины гаражных дверей. Я осторожно заезжаю в гараж, стараясь не поцарапать машину. Еще до того, как я глушу двигатель, мужчина открывает пассажирскую дверь и вытаскивает Кая из грузовичка так легко, будто тот ничего не весит. Он выходит из гаража вместе с Каем и несет его к трейлеру. Вот так запросто.
Несколько удивленная, я выскакиваю из кабины и собираюсь последовать за ними, но женщина преграждает путь мускулистой рукой.
– Куда он его понес? – встревоженно спрашиваю я.
– Мы о нем позаботимся. Мама хочет тебя видеть.
Я подумываю о том, как прорваться мимо нее и проследовать за Каем. Мужчина уже добрался до крыльца и толкает плечом входную дверь трейлера. Я смотрю, как они исчезают внутри.
– Мне надо быть с ним, – протестую я.
Но женщина неумолимо качает головой:
– Сначала мама.
Что ж, она права. Я здесь гость, и если хозяин просит, отказывать нельзя. Я жестом показываю ей, чтобы она шла вперед. Женщина закрывает гараж с моим грузовичком внутри, и мы идем к задней двери «Всеамериканского бара».
Дверь гостеприимно распахивается, и мы погружаемся в вечные сумерки, свойственные всем хорошим дешевым барам. Прямо впереди – деревянный танцпол, а слева, на прямоугольнике из оранжевого ковролина, раскинувшегося от стены до стены и видавшего лучшие времена, расставлены низкие круглые столики на колесиках и приземистые стулья в тон. Вдоль передней стены тянется длинный деревянный бар, вдоль которого выстроилась шеренга облупленных барных табуретов, ожидающих посетителей.
Грейс Гудэйкр, как всегда, сидит за стойкой бара. Это невысокая женщина с орехово-коричневым лицом, усеянным пятнами и веснушками. Белые волнистые волосы заплетены в афрокосички и собраны в толстую косу на затылке. Она улыбается тепло и приветливо, но глаза смотрят настороженно. Грейс бросает короткий взгляд в сторону моей сопровождающей, и ее дочь тут же отходит к двери с винтовкой наперевес.
Грейс жестом приглашает меня пройти вперед. Я пересекаю пустой танцпол, подхожу к стойке и присаживаюсь на один из пустых барных табуретов. Хозяйка наливает пиво из крана и ставит кружку передо мной.
– Вообще-то я не пью пиво, – говорю я.
Она коротко отстукивает костяшками пальцев по стойке.
– Ты пьешь то, что я разрешу тебе пить. Я помню, как ты вела себя здесь в прошлый раз. Надралась виски и стала плакаться о своем мужике. Клариссе пришлось выволакивать тебя и класть в твой грузовик, чтобы ты могла проспаться. Поэтому отныне ты пьешь пиво.
Я густо краснею. Бросаю взгляд через плечо на ее дочь, которая, вероятно, и есть та самая Кларисса.
– На самом деле я не помню этого, Грейс.