– Понимаю. Что ж, я нисколько не удивлена. Я сразу заметила ваше врожденное благородство и выдающееся достоинство, каковым является ваша преданность. И тем не менее все эти пленники постоянно высказывались о вас с насмешкой, сударь.
– Их дружба весьма неприветлива, госпожа.
– Крошка любит Стека, – сказал Крошка Певун и тут же нахмурился. – Нет, не так. Крошка любит баб, много баб, больше, чем Крошка может сосчитать. Верно, Мошка?
– Получается семь баб, – подытожил Мошка. – Дальше шести ты считать не умеешь.
– Блоха тоже любит Стека, – вставил Блоха. – Блоха любит Стека больше, чем своих братьев. Больше, чем он любит баб. Даже больше, чем он любит Усладу, свою сестру. Даже больше, чем…
– Умоляю вас, замолчите, – попросил Апто.
Вздохнув, женщина подняла связку ключей:
– Что ж, сударь, ваше желание будет исполнено.
– Госпожа, вы уже спланировали наш побег? Наверху над нами полно стражников.
– Там необъяснимым образом никого не оказалось, – ответила она.
– Неужели никого? – нахмурился Стек. – Но…
В это мгновение по коридорам пронесся нечеловеческий вой, завершившись сдавленным рычанием. Кто-то вскрикнул, и крик его тут же оборвался.
– Боги, – простонал Борз Нервен, – что это было?
Дрожащими руками женщина сняла со Стека оковы.
– Нужно отсюда убираться!
– Крошка не боится, – еле слышно проговорил Крошка.
– А Мошка боится, – сказал Мошка.
Побледневший Блоха кивнул:
– Боится. Ой!
Заброшенные боковые ворота были проделаны во внешней стене дворца, но за дверями слева и справа в самой стене находились узкие ниши с ведущими вниз ступенями. Поскольку главные ворота дворца были справа, Плакса Хват решила, что левый проход, вероятно, и есть тот самый, который им нужен. Они начали спускаться. Впереди шел Ле Грутт, с толстой свечой в одной руке и мотком веревки в другой.
– Проход просто тянется вокруг внешней стены, – прошипел Симонденалиан Никсос. – Нужно спуститься глубже, Плакса, и пройти через угольный подвал или, может, через колодец во дворе.
– Я когда-то плавал в папашином колодце, – сказал Мортари. – Именно там я и нашел всех утонувших кошек. Похоже, это были самые неуклюжие кошки в мире, и все они утонули за одну ночь. Видимо, одна свалилась в колодец, а остальные пытались ей помочь. Так или иначе, хуже всего было на них натыкаться или когда в рот попадала мокрая шерсть. Да и вкус у воды еще много недель был соответствующий…
– Мортари, – прошептала Плакса, – может, прибережешь свои истории для другого раза? Как-то не хочется, чтобы кто-нибудь нас услышал.
– Папаша терпеть не мог кошек. Он любил ящериц, а кошки их убивали или съедали их хвосты, так что папаша пинками отгонял кошек и спасал их. В смысле, ящериц, даже тех, что без хвостов.
– Симон, – сказала Плакса, – мы вовсе не ходим кругами. Мы сейчас глубоко под фундаментом стены и спускаемся все ниже. Не забывай: когда-то вся эта клятая вершина холма была цитаделью. Смотри! Ле Грутт нашел боковой проход, который ведет как раз туда, куда нужно.
Протолкнувшись мимо Лурмы, Мортари и Симона Ножа, она положила руку на плечо Ле Грутта, и они вдвоем вгляделись в узкую щель, тянувшуюся в сторону от грубой лестницы.
– Разведай, что там, – велела Плакса Ле Грутту. – Двадцать шагов и обратно.
– Двадцать шагов, – кивнул он. – Десять туда и десять назад. Понял.
– Нет. Двадцать туда и двадцать назад.
– Получается сорок шагов, Плакса. А ты сказала, двадцать.
– Я имела в виду двадцать туда. Мне все равно, сколько будет обратно.
– Разве не те же двадцать? Если только я не пройду назад лишь полпути или не стану двигаться прыжками. Тогда может получиться сколько угодно, в смысле, от одного до двадцати. Или, если семенить, как маленький ребенок, может выйти и пятьдесят!
– Все это очень хорошо, Ле Грутт, но давай все же не будем усложнять. Пройди двадцать шагов, посмотри, ведет ли этот ход дальше, а потом возвращайся.
– Я не смогу увидеть, ведет ли он дальше двадцати шагов, Плакса, если не схожу и не выясню.
– Ладно, на двадцатом шаге остановись, а потом пройди еще десять. Если там будет то же самое, что и на первых двадцати, возвращайся.
– Теперь уже речь идет о шестидесяти шагах, если считать в обе стороны, а потом еще о тридцати, если мы решим туда пойти.
– На что ты намекаешь?
Ле Грутт оскалился:
– За то, что мне придется шагать больше любого из вас, я должен получить долю побольше.
– Долю? Какую еще долю? Мы пытаемся освободить главу Гильдии воров!
– Верно, – нахмурился Ле Грутт и тут же просиял. – Но там наверняка ведь спрятано какое-то сокровище. Королевская сокровищница! Мы можем ее обчистить, как только вытащим ту старую ведьму…
– Старую ведьму? Речь идет о госпоже Громкий Слух!
– Она меня не любит, – заявил Ле Грутт. – Я пришел сюда только ради добычи.
– Не будет никакой добычи!
– И ты все еще рассчитываешь, что я пройду лишние девятьсот шагов?
– Девятьсот? Да ты о чем вообще толкуешь? Просто разведай тот клятый проход!
– Я вор-домушник, Плакса, а не разведчик.
– Значит, не пойдешь?
Ле Грутт скрестил на груди руки:
– Нет. Не пойду.
Вздохнув, Плакса повернулась и взяла за руку Симона:
– Возьми свечу и разведай тот проход.