Ужас был слишком силен. Это чуть не сокрушило его.
— Просто пусть Илария будет осторожнее, — торопливо добавил я. Мне самому не удалось это ей втолковать. — Пусть будет хоть немного осторожнее. Сделайте так, чтобы она была все время с друзьями, приглашайте ее друзей в дом. Вы сами в большей безопасности — при вас всегда шофер, но вам не будет хуже, если вы еще некоторое время подержите садовника — из этого парня с бычьей шеей выйдет хороший теле хранитель.
После долгого молчания он тихо сказал:
— Я этого не вынесу, вы же понимаете.
— Понимаю, — мягко согласился я. — Но лучше начать как можно скорее.
— Это профессиональный совет? — улыбнулся он.
— Совершенно верно.
Он вздохнул.
— Мне невыносимо тяжело продавать дом в Миконосе. Моя жена любила его.
— Алисию она тоже любила. Она бы решила, что это хорошая сделка.
Он некоторое время смотрел на меня.
— Вы странный молодой человек, — сказал он. — Вы все так хорошо объясняете. — Он помолчал. — Не ужели вы никогда не поддаетесь эмоциям?
— Иногда, — сказал я. — Но когда такое случается... я пытаюсь разобраться в своих чувствах. Найти какую-нибудь логику в происходящем.
— А когда вы находите ее, вы действуете согласно ей.
— Стараюсь. — Я помолчал. — Да.
— Вы говорите так... холодно.
Я покачал головой.
— От логики вы чувствовать не перестаете. Вы можете вести себя логично, и это может оказаться очень больно. Или это может утешить вас. Или все вместе.
Немного погодя он сказал, констатируя факт:
— Большинство людей поступают нелогично.
— Да, — ответил я.
— Вы, видимо, полагаете, что каждый мог бы поступать так, если хотел бы?
Я покачал головой.
— Нет.
Он ждал, и я неуверенно продолжил:
— Во-первых, против этого восстает генетическая память. И чтобы быть логичным, вам приходится копаться в себе и рассматривать свои собственные скрытые мотивы и эмоции, и, конечно, они скрыты в первую очередь из-за того, что мы не хотим сталкиваться с ними. Потому... м-м-м... проще выпустить свои базовые эмоции, так сказать, на верхний уровень, и в результате ярость, ссоры, любовь, разность во мнениях, анорексия, филантропия... почти все, что только в голову может прийти. Я просто люблю знать, что происходит на нижнем уровне, чтобы понять, почему я на самом деле хочу того или иного, вот и все. Тогда я могу сделать это или нет. Что бы то ни было.
Он задумчиво посмотрел на меня.
— Самоанализ... вы его, часом, не изучали?
— Нет. Просто живу им. Как и все прочие.
Он слабо улыбнулся.
— И с какого же возраста?
— Ну... с самого начала. В смысле, не могу припомнить; когда я не занимался бы им. Не копался в своих собственных побуждениях. Не познавал того, что лежит в глубине сердца. Не отворачивался от постыдного... Это пугает. Честно.
Он взял стакан и отпил немного бренди.
— И это привело вас к святости? — с улыбкой спросил он.
— Н-нет... нет. Конечно же, к греху, поскольку я делал то, чего не должен, был, и я это знал.
Он широко улыбнулся, и улыбка эта так и осталась на его лице. Он начал рассказывать мне о своем доме на одном из греческих островов, который так любила его жена. И впервые с тех пор, как я с ним встретился, я увидел, как его душу несмело стал заполнять покой.
Уже когда мы летели, Алисия спросила меня:
— Где вы живете?
— В Кенсингтоне. Рядом с офисом.
— А у Попси конюшня в Ламборне. — Она обронила это как бы случайно.
Я, однако, промолчал, и чуть погодя она добавила:
— Мне хотелось бы продолжать встречаться с вами.
— Когда угодно, — кивнул я. Я дал ей визитку с рабочим и домашним телефонами и нацарапал на обратной стороне свой адрес.
— Вы не против?
— Конечно, нет. Я польщен.
— Мне нужно... именно сейчас, недолго... нужна опора.
— Модель «де люкс» к вашим услугам.
Губы ее дрогнули в улыбке. Хорошенькая девушка, подумал я. Несмотря на все пережитые тяготы, лицо ее оставалось привлекательным. Прекрасно вылепленное лицо. Меня всегда привлекали более высокие, более мягкие, более фигуристые девушки, а в Алисии не было ничего такого, что заставило бы меня, как обычно, сделать стойку. И все равно она все больше мне нравилась. Я сам стал бы искать встреч с ней, если бы она не попросила меня об этом первой.
Последние два дня она урывками рассказала мне еще много подробностей о своем похищении, постепенно снимая с души тяжесть выстраданного, тяжесть того, что она чувствовала и что ее тревожило. Я подбадривал ее не только потому, что иногда из таких рассказов можно узнать много полезного для поимки похитителя, но также и ради ее собственной пользы. Терапия для жертв похищения, пункт один: пусть выговорится и избавится от этого.
В Хитроу мы прошли находившиеся рядом иммиграционный контроль, выдачу багажа и таможню. Алисия все время нервно жалась ко мне и старалась, чтобы это выглядело естественно.
— Я не оставлю вас, — заверил я ее, — пока вы не встретитесь с Попси. Не беспокойтесь.
Попси опоздала. Пока мы ждали ее, Алисия извинялась по два раза каждые пять минут, а я говорил ей, чтобы она перестала. Наконец, словно порыв ветра, к нам с распростертыми объятиями бросилась крупная дама.