След хищника

Пучинелли кивнул. Ее машину нашли в доброй миле от дома, на стоянке у фермы.

— Я проснулась в палатке, — сказала Алисия.

— В палатке? — растерянно спросил Ченчи.

— Да... ну... она стояла в комнате, но я не сразу это поняла.

— Что за палатка? — спросил Пучинелли. — Опишите.

— О... — Она слабо пошевелила рукой. — Я каждый стежок могу описать. Зеленый брезент. Около двух с половиной квадратных метров... чуть меньше. Стенки были...я не могла в ней встать. Каркасная палатка.

— У нее был пол. Очень плотная ткань. Серая. Водонепроницаемая, наверное, хотя это не имеет значения...

— Что случилось, когда вы проснулись? — продолжал Пучинелли.

— Один из них стоял возле меня на коленях и бил меня по щекам. Сильно. «Давай, — говорил он. — Давай». Когда я открыла глаза, он заворчал на меня и сказал, что я должна повторить несколько слов и потом могу снова спать.

— Он был в маске?

— Да... морда черта... оранжевая... вся в бородавках.

Мы все знали, что это были за слова. Мы все их не раз слышали, снова и снова прокручивая первую пленку. «Это Алисия. Пожалуйста, сделайте, как они говорят. Иначе меня убьют». Голос был пьяным от наркотиков, но все же узнаваемым.

— Я понимала, что говорю, — сказал она. — Я поняла, когда окончательно проснулась... но когда я говорила эти слова, все у меня в голове плыло. Я и маски-то толком не могла рассмотреть... я просто отключалась и просыпалась снова.

— Вы когда-нибудь видели кого-нибудь из них без маски? — спросил Пучинелли.

Еле заметная улыбка скользнула по ее губам.

— Я больше никого из них не видела, даже в масках. Вообще никого.

Первым человеком, которого я увидела с того самого дня, была тетушка Луиза... Она сидела у моей кровати... вышивала... и я подумала, что сплю...

— На глаза ее неожиданно навернулись слезы. — Они сказали, что, если я увижу их лица, они меня убьют. Сказали, чтобы я и не пыталась увидеть их...

— Она сглотнула комок. — Ну... я и не... пыталась...

— Вы поверили им?

Молчание. Затем она сказала «да» с такой уверенностью, что мы как наяву представили то, что ей пришлось пережить. Ченчи; который и сам верил в эти угрозы, был просто потрясен. Пучинелли твердо заверил ее, что, по его мнению, она была права. Я тоже так думал, хотя об этом и не говорил.

— Они сказали... что я в целости и сохранности попаду домой, если буду вести себя тихо... и если вы за меня заплатите. — Она по-прежнему старалась не плакать. — Папа...

— Дорогая моя... я все бы отдал! — Он сам, того гляди, готов был разрыдаться.

— Да, — сухо подтвердил Пучинелли. — Ваш отец заплатил.

Я посмотрел на него.

— Он заплатил, — повторил он, твердо глядя на Ченчи. — Сколько и где — знает только он. Иначе вас бы не освободили.

— Я был рад тому, что мне выпал шанс, после того, как ваши люди...

— защищаясь, заговорил Ченчи.

Пучинелли быстро прокашлялся и сказал:

— Продолжим. Синьорина, опишите, пожалуйста, как вы жили последние шесть недель.

— Я не знала, сколько времени это тянулось, пока тетя Луиза мне не сказала. Я потеряла счет времени... столько дней... да это и не имело значения. Я спрашивала, почему так долго, но они не отвечали. Они никогда не отвечали. Не было смысла спрашивать... но я иногда все же спрашивала, чтобы услышать собственный голос. — Она замолчала. — Странно разговаривать так.

Я целые дни вообще ничего не говорила.

— А они говорили с вами, синьорина?

— Они давали приказы.

— Какие?

— Забрать еду. Выставить... парашу... — Она осеклась, затем сказала:

— В этой комнате все это так дико звучит...

Она обвела взглядом благородные книжные шкафы, возвышавшиеся до самого потолка, обитые шелком кресла, бледный китайский ковер на мраморном полу. Каждая комната в этом доме была полна непринужденной атмосферы благополучия, старинных вещей, стоявших тут десятилетиями, сокровищ, уже воспринимаемых как должное. За свою карьеру жокея она, наверное, не раз жила в бедных комнатенках, но сейчас она взирала на свои корни, как я понимал, свежим взглядом.

— В палатке, — сказала она покорно, был кусок пенополиуретана, на котором я спала, и еще кусок поменьше, вместо подушки. Там еще была параша... обыкновенная бадья, как в конюшнях. Больше ничего. — Она помолчала.

— С одной стороны палатки была «молния». Она открывалась только на пятнадцать сантиметров... выше она была заклинена. Они говорили мне, когда ее расстегнуть, и я находила там еду...

— Вы могли видеть из палатки комнату? — спросил Пучинелли. Она покачала головой.

— За «молнией» была еще одна палатка... но слегка провисшая вроде бы... в смысле, установленная не так, как другая палатка для жилья... Она помолчала. — Они велели мне и не пытаться проникнуть в нее. — Снова молчание. — Еда всегда стояла так, что я легко могла ее достать. Прямо за «молнией».

— Что за еда? — спросил Ченчи, глубоко встревоженный.

— Макароны. — Молчание. — Иногда горячие, иногда холодные. С подливой. Думаю, консервированные. Короче, — устало сказала она, — их приносили два раза в день. И со второй порцией обычно бывали снотворные таблетки.

Ченчи было негодующе выкрикнул что-то, но Алисия сказала: