– Энзэ, – сказал он, показывая мне содержимое. – Ореховые палочки, вяленая говядина, витаминные драже – поддержит в боеспособности несколько недель.
– Это тебе не южноафриканское захолустье, – кротко заметил я.
– Зато за покупками ходить не надо, – хмыкнул он. Он засунул коробку в лодку вместе с пластиковой бутылкой с водой. – Если случится худшее и они решат перевезти ребенка в другое место, то у нас будут большие неприятности.
Я кивнул. Неприятности с законом, с «Либерти Маркет», да и со своим собственным неизбежным чувством вины.
– И не будем забывать, – медленно добавил он, – что где-то поблизости шатаются Терри, Кевин и Питер, размахивая во все стороны своими антеннами как психи. Да еще никогда не узнаешь, не припрется ли этот хренов болван Райтсворт на машине с мигалками к дому Неррити.
– Он псих, но не настолько.
– Он самоуверен. Доволен собой. А это опасно.
Он задумчиво склонил голову набок.
– Что еще?
– Я вернусь в отель, заплачу по счету и соберу чемоданы.
– Верно. Позвони, когда будешь на станции. – Он шагнул в лодку и отвязал ее. – Кстати, у тебя нет темного свитера? Черного, с высоким воротом?
– Есть.
– Хорошо. Встретимся вечером.
Он поплыл прочь. Я посмотрел ему вслед, на его приземистую фигуру, прямо-таки олицетворение физической экономии. Каждое его движение было умелым и уверенным. Он помахал мне на прощание рукой, я повернул машину и тронулся с места с первым проблеском дня.
Глава 13
Медленно ползли часы, полные скуки и тревоги, – наверное, так чувствуют себя в ожидании сражения солдаты. То сердце зашкаливало, то я чуть ли не засыпал. Только раз мое бдение перешло из состояния боеготовности в раздражение, и было это в полдень.
Большую часть утра я слушал «жучок» на нижнем из двух этажей. Я не стоял все время на парковке, а переезжал с места на место, временами останавливаясь на какой-нибудь из улиц в пределах досягаемости передатчика. Похитители по большей части повторяли то, что мы уже слышали, – нытье, нытье, затем рев «заткнись». Раз заплакал Доминик.
– Дитенок хнычет, – сказал первый. Я переключился на «жучок» на верхнем этаже и услышал одинокий душераздирающий плач ребенка, который потерял надежду получить то, чего он хочет. Никто не поднялся поговорить с ним, но его голос тут же заглушила громкая поп-музыка.
Я снова переключился на нижний «жучок» – и чуть не оцепенел. Заговорил еще один голос.
– ...тип сидит в машине в паре улиц отсюда. Просто сидит. Мне это не нравится. И еще он малость похож на одного из тех, кто остановился в отеле.
Первый голос решительно сказал:
– Иди и проверь его, Кев. Если он все еще там, возвращайся. Рисковать мы не можем. Дитенка вниз.
Второй голос ответил:
– Я все утро проторчал у этого проклятого окна. Никого не было видно, никто ничего не высматривал. Просто люди проходили.
– Где ты оставил машину? – спросил Кевин. – Ты ее перегонял.
– На Тартл-стрит.
– Там этот тип и сидит.
Повисло молчание. У типа на Тартл-стрит запрыгало сердце, он быстренько завел мотор и ретировался.
На радиоустановке Тони замигала красная лампочка, и я нажал переключатель, чтобы поговорить с ним, – Я слышал, – ответил он. – Не беспокойся, я уже еду. Когда смогу, свяжусь с тобой.
Я проехал с милю, заехал на стоянку машин у людного клуба и навострил уши, чтобы уловить куда более слабую теперь передачу.
– Тот тип уехал, – наконец сказал чей-то голос. – Что думаешь, Кев?
Последовал неразборчивый ответ.
– Легавыми тут не пахнет. Ни намека. – Первый говорил так, словно пытался убедить себя и всех остальных. – Как Питер и говорил, они не смогут нас окружить здесь незаметно, к тому же, чтобы спустить мальчишку в люк, нужно всего-то восемь секунд. Ты это знаешь, я знаю – мы же проверяли. Полиция ничего тут не найдет, разве что трех парней, которые коротают выходные за карточной игрой.
Опять какие-то неразборчивые слова, затем тот же самый голос:
– Хорошо, мы оба будем смотреть. Я пошел наверх готовиться. Ты, Кев, побродишь по городу и посмотришь, не болтается ли тот тип где-нибудь поблизости. Увидишь его – перезвони, мы решим. Питер не погладит нас по головке, если мы ударимся в панику. Мы должны отдать добро назад живым, так он указал. Иначе мы ничего не получим, сечешь? Да и не хочу я всех этих сложностей себе на задницу из-за фигни.
Ответа я не расслышал, но, кажется, первый передавил-таки.
– Прямо сейчас. Топай, Кев. Пока.
Я вошел в паб, у которого припарковался, и съел сандвич, едва сдерживая дрожь в пальцах. В данном случае политика «не засвечиваться» была, как никогда, обоснованной и существенной, и если бы я не придерживался правил, то рисковал бы жизнью Доминика.