След "черной вдовы"

Впервые появившиеся в разговоре фамилии Нестерова и Масленникова если у кого и вызвали оживление, то разве что у одного Гоголева. Ни Громову, ни почему-то Мохову практически ничего криминального об этих людях известно не было. С Громовым-то понятно, он в городе недавно, а вот что Мохов не знает — странно. Хотя, как руководитель старой закалки, он, вероятно, все больше по шпионам, а какие из этих уголовников шпионы?.. Виктор же, будучи еще начальником уголовного розыска, прекрасно знал фигурантов. И это его знание оказалось теперь как нельзя кстати. Какие там досье! Виктор Петрович — сам себе досье! И про бандитскую разборку, в которой братва Нестерова убила младшего Масленникова, ему известно, и про те страховые делишки, в связи с которыми теперь загорает на нарах в Крестах папаша Масленников, ожидая своей участи, — тоже. А вот чем они занимаются в Германии, это и к Ленинградскому уголовному розыску отношения, в общем, не имело, и сейчас — тем более. Но… нет ничего невозможного. Надо будет — узнаем и это.

И он тут же перезвонил на свою бывшую службу и дал команду доставить к нему все имеющиеся материалы по названным лицам. Положив телефонную трубку на место, сказал с видимым облегчением:

— Ну, кажется, наконец машинка все-таки закрутилась…

И каждый понял его фразу по-своему…

2

Тем же вечером все известное «питерской бригаде» стало достоянием и московских «важняков», а те, по указанию Меркулова, передали эту информацию Турецкому, на следующий день ранним утренним рейсом «Люфтганзы» улетающему в Мюнхен. Таким образом, все участники многопланового расследования оказались информированными в равной степени, что позволило бы им в дальнейшем действовать максимально согласованно. В свою очередь, и Рюрик Елагин отправил в Петербург электронной почтой многостраничный протокол допроса Светланы Волковой.

Самому допросу, правда, предшествовал забавный эпизод. Этот «засранец Нехорошев», как следователи — между собой, естественно,— именовали теперь младшего коллегу из межрайонной прокуратуры, попросил оставить его наедине со Светланой Алексеевной буквально на пять минут, не больше. И он постарается убедить эту упрямую, своенравную и невероятно самонадеянную девушку… женщину (было похоже, что он уже и сам запутался, как ему в его-то положении следует ее называть), — словом, постарается уговорить ее быть предельно откровенной и искренней во время допроса.

«Важняки» засомневались, но Филипп убедил их — в присутствии Игоря Борисовича, — что ему, то есть Нехорошеву, рисковать и обманывать коллег в данной ситуации лично он, Агеев, не советовал бы категорически. А так, что же, пусть поговорит, предупредит, чем может грозить конкретно ей нежелание добровольно сотрудничать со следствием. Как, впрочем, и ему тоже. В общем, настращали и без того уже зажатого в угол Игоря и разрешили ему свидание, так сказать, наедине.

Тот не обманул. Действительно, пять минут спустя он вышел, чтобы заявить им, что Светлана Алексеевна согласна дать свои чистосердечные показания.

Одно было непонятно: каким образом сумел-таки повлиять на нее этот «межрайонный важняк», и в самом деле за какие-то считанные минуты убедивший Волкову рассказать, ничего не утаивая, о таких вещах, о которых следователи, пожалуй, и не чаяли услышать. Вот уж воистину исповедь — как перед казнью.

Последняя мысль неожиданно пришла в голову Филиппу, и он шепнул Курбатову. Тот внимательно взглянул на Филю каким-то новым, что ли, взглядом и медленно кивнул. Знали б они, насколько нечаянно, сами того не подозревая, оказались близки к истине! Ну а если б и знали, что изменилось бы? Процесс добывания истины бывает порой чрезвычайно жестоким — не внешне, нет, а внутренним своим, затаенным смыслом. Просто люди об этом редко догадываются либо предпочитают вообще не думать. Что еще проще…