Славно, славно мы резвились

При взгляде на английскую литературу последнего десятилетия не столько как на собственно литературу, сколько как на картину господствующих литературных вкусов, поражаешься прежде всего тому, что она почти перестала быть художественной. Литературу затопила пропаганда. Я не хочу сказать, что все книги, написанные в эти годы, непременно дурны. Но типичные писатели времени, писатели вроде Одена, Спендера и Макниса, дидактичны и политизированы; разумеется, художественного сознания они не утратили, но содержание их интересует больше литературной техники. Что же касается критики, то наиболее живую силу в ней представляла критика марксистская, такие литераторы, как Кристофер Кодуэлл, Филип Хендерсон, Эдвард Апворд, рассматривающие любую книгу буквально как политический памфлет и гораздо больше поглощенные тем, чтобы извлечь из нее скрытое социальное содержание, нежели тем, чтобы выявить ее литературные свойства в узком смысле слова.

Это тем более бросается в глаза из-за внезапного и острого контраста с периодом, непосредственно предшествующим минувшему десятилетию. Типичные писатели 20-х годов нынешнего столетия – допустим, Т. С. Элиот, Эзра Паунд, Вирджиния Вулф – основной упор делали на технику письма. Конечно, у них имелись свои убеждения и свои предрассудки, но все же они были больше сосредоточены на технических новшествах, чем на нравственности, или на смысле, или на политической подоплеке, которая могла содержаться в их произведениях. Лучший из них, Джеймс Джойс, это почти исключительно технарь, художник настолько «чистый», насколько это вообще возможно для писателя. Даже Д. Г. Лоуренс, хоть и был он в большей, нежели большинство авторов того времени, степени «писателем с тенденцией», не обладал тем, что сейчас назвали бы социальным сознанием. И хотя я сузил сроки до 20-х годов, на самом деле литература развивалась в этом русле начиная с 1890-х. На протяжении всего этого периода представление о том, что форма важнее содержания, сама концепция «искусства для искусства» воспринималась как нечто само собою разумеющееся. Конечно, были и несогласные – взять хоть Бернарда Шоу, – но господствовали именно такие представления. Самый значительный критик этого времени, Джордж Сейнтсбери, в 20-е годы был уже очень старым человеком, но влияние свое он сохранял вплоть до 30-х и чисто эстетическому взгляду на искусство не изменял до конца. Он утверждал, что способен судить, и на самом деле судил, о любой книге на основании того, как она сделана, на основании манеры письма, а к мнениям автора оставался практически равнодушен.

Так откуда же столь крутая перемена в самом подходе к художественному творчеству? Где-нибудь в конце 20-х годов вы открываете, положим, книгу Эдит Ситуэлл о поэзии Александра Попа с ее откровенным упором на форму, рассматривающую литературу как нечто вроде узорной вышивки, так, как если бы слова сами по себе были лишены какого-либо смысла, а уже через несколько лет на глаза вам попадается книга критика-марксиста, например, того же Эдварда Апворда, утверждающего, что произведение может быть «хорошим» лишь в том случае, если в нем прослеживается марксистская тенденция. В известном смысле и Эдит Ситуэлл, и Эдвард Апворд представляют свой период времени, и вопрос, повторяю, заключается лишь в том, отчего столь разнится их подход к литературе.