Был поздний, очень поздний, вечер. Если честно, то была уже ночь. Но говорить, и даже думать, слово «ночь» не хотелось, потому что это в моём балансе не в плюс. Идти было некуда. Родители в другом городе, да и не поеду я к ним. Своего жилья у меня нет. Ни там, ни тут. Нигде нет. Денег почти нет. Так, крохи какие-то, россыпью, в правом кармане куртки. И дурацкий ваучер на авиаперелёт, абсолютно ненужный, издевательский какой-то.
Кэт, девушки моей, тем более нет. То есть, она есть, но она уже не моя девушка. Если честно, она вообще не девушка, но это и так понятно – если она чья-то, то какая она может быть девушка? Правильно, никакая. Это я злюсь, имею право, потому что злость восстанавливает баланс, а мне сейчас ох как надобно заиметь хоть какое-то равновесие на весах судьбы. Я сейчас плюсы готов откуда угодно тащить, хоть воровать.
Итак, Кэт нет. И работы у меня теперь тоже нет. Её я лишился в первую очередь, еще до Кэт со шторами.
Это случилось сегодня вечером на корпоративе, около десяти. Сами виноваты, не надо было в такую рань начинать. Начали бы как люди – в полночь. В полночь не было бы никаких гостей, и никаких речей тоже не было бы. Напились бы все, как нормальные люди, попрыгали бы на столах, облевали сортир, и мирно разъехались на такси в четыре утра, как всегда. И завтра утром я бы спал не на улице, а рядом с Кэт, и даже пробившийся бы потом сквозь эти чертовы шторы полуденный свет не поднял бы меня с постели.
Но начали в девять, как нелюди. По случаю преждевременного начала я оказался трезв и многословен. Это оказался как раз тот самый случай, когда великий и могучий проявился во всей красе. Забыть бы, что я там наговорил! Без четверти десять Кэт уже запихнула меня в такси и везла домой, как маленького.
Ёлки зелёные, она мне не говорила, что у неё, оказывается, накопилось! Мало ли что у меня накопилось, я же никого на улицу не выгоняю. У нее «копилось», но она молчала, как швейцарский банк! И вот, нынешним вечером, накопившиеся проценты обрушились, погребая под собой мое столичное благополучие. А я ведь так долго прощал ей, что она портит мойку! Её, правда, мойку.
В силу всех этих причин я сейчас иду пешком с чемоданом, и всё бы хорошо, да не бродят обычно по этим спальным улицам прибывшие в столицу провинциалы. Нет в этом районе хостелов, нет гостиниц, никаких ночлежек вообще нет – ни на чей вкус. И жители Переходной, вернувшиеся со строек, тоже по этим улицам не бродят. Скушали ужин, и храпят возле своих жен, как маленькие.
Зато по этим темным улицам бродят менты, высматривая хорошо поставленным взглядом злоумышленных форточников и медвежатников. Боюсь, что паренек с большим чемоданом вполне может вызвать кое-чье подозрение.
Я остановился, тревожно хлопнул себя по карманам – паспорт где!? Паспорт прощупывался в кармане у сердца, прямоугольный заменитель души, без коего никак в стольном граде. Без души как, а без паспорта никак. Скажем прямо – без души зачастую даже проще. А без паспорта любой мент-стажер может затащить в кутузку подозрительного парня, в полночь бредущего с чемоданом.
Я поставил чемодан на асфальт, вспомнив, что у него, чемодана, есть маленькие колеса. На наших дорогах чемодану положено быть на гусеницах, а не на колесах, такие у нас дороги местами. В этом микрорайоне как раз «места», недаром я Кутузова вспомнил. У нас любой оккупационный, да и мирный туристический, француз в жижу сядет, когда поплывет жижа по осени. Я взялся за другую ручку, вытянул ее, и потащил чемодан по асфальту на колесах. Звук был и впрямь, как танки идут. Целую минуту я чемодан тащил, на большее наглости не хватило. Сейчас микрорайон проснётся, и набьёт мне лицо до состояния морды. Пожалев человечество, включая себя, я вздохнул и снова поднял чемодан за верхнюю ручку. Лишенный связи с матерью-землей, чемодан перестал корчить из себя танк и затих.
Я посмотрел на него, бедолагу, и вспомнил, как встречал прошлый Новый Год. Я тогда только влетел в Переходную на крыльях ночного поезда, так что никаких шансов встретить праздник в компании у меня не было. Разве что в полицию попасть, в тепло, но не особо хотелось такого тепла. Да и опыта пребывания за решеткой у меня ровно ноль.
– Короче говоря, чемодан, пошел я тогда просто вперед… вот как сейчас с тобой. Только тогда без тебя, с рюкзаком. Ну, ну, ладно тебе… ты его не знаешь, он до тебя был. Почему вперед? Потому что не в сторону, я не собака боком бегать. И дошел до заправки: без людей совсем, потому что автомат, зато с хорошим освещением, чтобы пистолет в горловине не забывали. И тут как раз салют, пьяный народ по улице побежал. Нарыл я в кармане несколько бедокоинов на пачку сигарет.. да, курил, ну и что? Сейчас ведь уже не курю. Да нет, у меня с собой еще были финансы, почему сразу «нищета»! Потому что деньги «бедокоинами» называл… Так это тогда было, почти год назад. Однако, в чем-то ты прав, чемодан. Подобное тянется к подобному.