Сладких снов

– Но что-то подсказывает мне, полицейскому с сорокадвухлетним стажем, что я оказался в нужном месте в нужное время. И если в дальнейшем выяснится, что это не так, я без разговоров отбуду в Хельсингёр[6], а оттуда домой, прикупив по случаю лучшей в мире ветчины, которая, я знаю, продается в одной из тамошних лавок. Если же, напротив, наше сотрудничество будет иметь продолжение, я предоставлю вам все необходимые документы, как только улучу минутку, когда мне в этом никто не сможет отказать. А теперь решайте сами, стоит ли дать мне шанс.

Она ничего не ответила, только коротко кивнула. А когда десять минут спустя Гренс закончил рассказ о странных похоронах с пустыми гробами, кивнула еще раз:

– Даю вам отсрочку до утра понедельника.

– Спасибо.

– Кстати, меня зовут Бирте.

Она протянула руку.

– Эверт.

– Добро пожаловать, Эверт, на изнаночную сторону реальности.

– Даркнет. Зашифрованные теневые Сети под прикрытием обычного Интернета.

Она взглянула на него с удивлением:

– Так вы в курсе?

– Интернет вне зоны досягаемости официальных поисковых систем. Сайты со скрытыми IP-адресами, на которые нельзя выйти, просто погуглив.

– Как женщина-полицейский, я часто сталкивалась с предубеждениями на свой счет, а теперь вот сама ловлю себя на том же. Судя по возрасту и остальному, вы не производите впечатления человека, который знает теневую сторону Сети как свои пять пальцев.

– Знаю, – улыбнулся комиссар. – С сегодняшнего утра.

Она улыбнулась в ответ. Села за компьютер, в то время как Гренс вернулся на стул за ее спиной.

– Они хорошо поработали, друзья из Нюкёбинг-Фальстер. Не каждый раз у нас получается… вовремя оказаться на месте и завладеть компьютером, прежде чем адвокат успеет подтереть улики.

Она обернулась так, словно опять усомнилась в уместности здесь Гренса. Теперь уже по другой причине.

– Пароли и коды, это может занять некоторое время. Бо́льшая их часть шифруется автоматически, но шифруется жестко. У меня, конечно, набитая рука, тем не менее я должна вас спросить – уверены, что хотите сидеть так и ждать все это время?

– Да.

– Скоро полночь. У нас есть комната для отдыха. Я разбужу вас, как только управлюсь.

– Я останусь, за этим я сюда и приехал. И я давно не спал всю ночь до утра. Последний раз лет тридцать назад, я думаю.

Ночи в Лердале темнее, чем в Стокгольме. Стоило Гренсу бросить взгляд за маленькое окошко в здании отделения полиции, как он чувствовал, что начинает тонуть. Потому что именно так представлял себе последний вдох перед окончательным погружением на морское дно.

В то же время ему нравилось наблюдать за методичными поисками датского эксперта. Это успокаивало. Даже не ее манера обращения с клавиатурой, показавшаяся Гренсу не совсем обычной, а профессионализм. Гренс по-своему утешался, глядя на людей, которые знали или умели то, с чем сам он имел в лучшем случае шапочное знакомство. Это создавало иллюзию защищенности, того, что есть на кого положиться. Заглядывая Бирте через плечо, на заблокированный компьютер, все еще не оставивший попыток сопротивления, Гренс одновременно слушал записи первых допросов, только ставшие доступными на его телефоне.

Самый первый, совсем короткий, с учетом позднего времени, имел скорее форму беседы. Коллега Бирте из Копенгагена хотела подготовить девочку к просмотрам видео, которые планировались уже назавтра, то есть по свежим следам. Отсрочка означала опасность подмены реальных событий их ментальными отражениями и грозила, по мнению инспектора, искажением реальности, в зависимости от эмоционального состояния на момент допроса.

Гренс отрегулировал наушники, чтобы не мешать продолжавшейся на расстоянии вытянутой руки работе с компьютером, но девятилетняя Катрине мало что сказала о записях, будь то по причине шока, страха или просто из нежелания говорить. «Секрет» – вот единственное, что она шептала в ответ на все вопросы. «Секрет» – так сказали папа и мама. Впрочем, этого немногого оказалось достаточно. Гренс прекрасно понимал, о чем шла речь, когда Катрине вспоминала раздевания перед камерой или поглаживания друг друга. Жесткие веревки больно терли кожу, когда Катрине привязывали к креслу.

– Все хорошо?

Бирте смотрела на него озабоченно.

– Все хорошо, комиссар Гренс?

– Да. Слушаю тот кусок, которому, я надеюсь, вы найдете убедительные подтверждения.

– Меня насторожил ваш голос.

– Правда?

– Как будто вам больно.

– Но я ничего не говорил.

– Это так, но вы сидите в метре за моей спиной. Я услышала это затылком.

Эверт Гренс снял наушники. До сих пор он не осознавал, что попал под влияние девятилетней девочки и живет ее жизнью.

Комиссар кивнул на монитор:

– А как у вас дела?

– Продвигаюсь помаленьку.

Пока Бирте искала пути к заблокированному жесткому диску, Гренс открыл первый допрос отчима Катрине. Эта запись уже поступила на его телефон. Оба датских следователя, разделившие сегодняшнюю работу, оказались одинаково эффективны. И пока компьютерный эксперт составляла карту темной стороны цифрового мира, инспектор криминальной полиции разбирался с первыми показаниями.