Сладкая жизнь

И все же главное в Элвисе, в его несусветной славе — происхождение. Когда он, увешанный золотом кумир, выходил на сцену, каждый восхищенный зритель помнил, что Элвис — один из них: «реднек» из соседней деревушки, которого судьба буквально вознесла над миром. Элвиса называли королем, но это был монарх, короновавший себя сам, — Наполеон по-американски.

В этом странном культе прослеживается та же истовая вера в провидение, которая гнала героев Фолкнера в дикие края, а еще раньше вела отцов-основателей в Америку. Жесткая и жестокая вера в человека, живущего по своим правилам, без оглядки на Старый Свет.

Вся Америка — страна людей, искавших убежища от истории. Но на Юге, где время идет медленнее, чем на Севере, легче погрузиться в безмятежный поток вечности, омывавший этот континент всего пятьсот лет назад.

* Как это обычно бывает в Америке, о лучших достопримечательностях Юга позаботилась природа. Одна из них — Дымчатые горы, громадный национальный парк, раскинувшийся на границе Северной Каролины и штата Теннеси. Здесь расположена самая высокая вершина восточного побережья США, взбираясь на которую, вы можете познакомиться с дружелюбными черными медведями.

* Самое экзотическое зрелище на Юге — родео. Его устраивают по выходным за околицей каждого городка. Прелесть этой малопонятной северянам забавы — в обилии ритуалов: особый родео-клоун, пародирующий высокое искусство обуздания бычков, горячо сопереживающие зрители, одетые без различия пола и возраста в синие джинсы, ну и, конечно, главные герои — ковбои, с их замечательной развинченной походкой, которую во времена «Великолепной семерки» усердно вырабатывал у себя каждый советский школьник.

* Лучшая еда на юге — барбекю, жаренные на гриле свиные ребра с острым соусом, рецепт которого свирепо берегут от посторонних. На Юге это не обед, а трапеза, за которой участники обновляют скрепляющие всех американских южан узы.

Письма из Германии

Елку у нас в Риге, когда я был маленьким, украшали немецкими игрушками. Их делают из невесомого стекла и присыпают крошкой, похожей на сахарную пудру. Лесная избушка, один-два шарика, сосулька — и елка приобретает торжественный и новогодний облик. Все остальное — уже излишество.

В немецких игрушках, как в сушеных грибах, дух германского уюта содержится в исключительно концентрированном виде. И вот мне довелось побывать в крохотном городке Роттенбург-на-Тауберге, откуда Германия рассылает по всему миру экстракты своей сказочной романтики. Даже в разгар лета в Роттенбурге идет бойкая торговля рождественским товаром — стеклянными звездами, восковыми свечами и, конечно, щелкунчиками. Каждый из двенадцати тысяч жителей этого городка мог бы, как Урфин Джюс, обзавестись армией сосновых солдат-щелкунчиков. А сопровождали бы это воинство стаи деревянных кукушек из знаменитых шварцвальдских ходиков.

Игрушечное королевство Роттенбурга прекрасно представлял блестящий от лака, молодцеватый щелкунчик с немного грустной мордочкой. В нем счастливо сочеталась воинственная челюсть с безобидными функциями, простодушный крестьянский юмор с аристократическим изяществом мундира. Воспетый Гофманом и Чайковским, щелкунчик — связующее звено традиционно русского Нового года и патриархального немецкого Рождества.

Самые счастливые среди городов — посредственные. Есть в Европе такие уголки, которые никогда не знали столичного шума. Никто не стремился превратить их в Третий Рим, Северные Афины или Восточную Венецию. Их никто толком не завоевывал, никто особенно и не защищал. До них вообще никому не было дела. И это прозябание обернулось великим благом, потому что посредственности дали развиваться по своему желанию. А главное желание посредственности — не развиваться. Так на теле Германии образовалось чудо — Роттенбург-на-Тауберге. Город, который остался таким, каким его построили много веков назад.