Слабак

Она взяла меня за руку и потянула в крошечную ванную комнату. Она принесла весы с собой в мою квартиру; я попытался встать на них полностью одетым, в туфлях, в чём угодно – лишь бы увидеть цифру, которой так боялся, побольше.

– Это выглядит жалко. Раздевайся. Снимай всё, включая носки. Посмотрим, сколько ты весишь совершенно голый. Давай!

Я никогда не взвешивался в присутствии другого человека, если не считать врача. А уж тем более голым. Но Беатрис настаивала и подтолкнула меня к весам. Стрелка долго раскачивалась между цифрами 90 и 120, но затем замерла.

– Сто четыре фунта[63], – торжественно объявила Би.

Я был поражён. Когда я переступил заветную черту? И как мог не заметить такое? Би обняла меня и прижалась к плечу. Хотя и не могла знать, насколько значительна для меня эта цифра. Да и откуда? Ведь заветные «сто фунтов» возвышались надо мной в неоновом свете, словно надпись «Голливуд» – место, о котором всегда мечтал, но никогда не надеялся увидеть собственными глазами.

Вечером я позвонил домой, чтобы сообщить родителям новость. Трубку взяла мама. Мне показалось, она торжествует.

– Приезжай домой в эти выходные. Хочу увидеть тебя и вместе отпраздновать.

Я слышал, как она повернулась к папе, чтобы сообщить ему новость. Тот тихо пробурчал что-то на заднем плане, так что я даже не смог расшифровать.

– Папа говорит «наконец-то». И тоже хочет, чтобы ты приехал домой. Почему бы тебе не взять с собой Би? Мы бы с удовольствием с ней познакомились.

– Может быть, – ответил я и замер. Би сидела рядом и выжидающе слушала.

Приводить Беатрис в наш дом мне казалось преждевременным. Мы ведь почти не знали друг друга. Я и понятия не имел, как она воспримет моего отца-предпринимателя в его «нео-хиппи нью-эйдж фазе»: с чёрными спиралями на огромных ногтях пальцев ног. А что бы она подумала о Тедди и Светлане? Или об изменчивом сборище других проходимцев, поселившихся в нашем доме?

Когда на следующий день Би ушла на занятия, я позвонил маме – предупредить, что приеду домой с девушкой. Но только при одном условии: никаких гостей, никаких незнакомцев, никаких гуру.

– Это не обсуждается – категорично заявил я, используя одно из любимых папиных выражений. – Ни одного из них!

Мама согласилась без колебаний и консультаций.

– Если увижу тебя и познакомлюсь с твоей девушкой, то я не против, чтобы не было никого из чужих, – а затем даже пожаловалась: – Меня, если честно, уже тошнит от всех этих людей, Джон.

Когда положил трубку, на меня нахлынуло спокойствие, как будто в жизни изменилось нечто фундаментальное. Паника исчезла. Страх осуждения сменился чувством определённости и безмятежностью. Я понял, что влюбился в Би. Это осознание распространилось по моему телу, и я ощутил, как оно проникает в самые тонкие места – мышцы в предплечьях (которые отец сильно сжимал, чтобы проверить их окружность) и плечи (которые, по его словам, выглядели слабыми и сутулыми).

Именно в тот момент я вдруг почувствовал, что меня можно любить и без всяких изменений. Раньше я не осознавал этого. Присутствие Би служило доказательством того, что любовь достижима, и эта возможность означала, что я могу её чувствовать. И даже способен ответить на это новое чувство. Именно тогда мне захотелось взять Би домой, чтобы похвастаться ею. Да и собой тоже!

Перед глазами промелькнуло смутное воспоминание о том, как папа взял нас с Тимом на пляж Джонс-бич на Атлантическом побережье. Мы впервые приехали к океану. Раньше мы видели только волны на озере, но никогда – таких больших, с пенными завитками. Мне было девять, а Тиму семь. Шум прибоя и сила волн напугали нас. Папа уговорил нас зайти с ним в воду и показал, как перепрыгивать через прибой, нырять в завиток волны и плыть по нему к берегу. Затем надел свою синюю затычку для носа и нырнул в первую же поднявшуюся перед ним волну. Тим посмотрел на меня, как бы говоря: «Может, нам стоит попробовать?»

И мы дюйм за дюймом вошли в пенящуюся воду.

Волны разбивались перед нами. Я нырнул в первую из них и почувствовал, как турбулентность бурлит над головой. Как только волна разбилась и отступила, я поплыл вместе с подводным течением. И вскоре обнаружил, что сместился оттуда, где разбиваются волны. Тогда стало понятно, что нахожусь не с той стороны. Я начал барахтаться и поплыл к берегу, делая беспокойные, быстрые взмахи. После каждой волны, вздымавшейся подо мной и придвигавшей ближе к берегу, опускал ноги, чтобы найти опору. Однако всякий раз, когда мои пальцы искали твёрдое дно, там не оказывалось ничего, кроме толщи воды. Поэтому приходилось бросаться вперёд и снова погружаться в воду.

Мои руки устали, но я продолжал плыть, делая небольшие взмахи и удары ногами. Следующая волна пронеслась над моей головой, и солёная вода попала в нос – но зато я сразу же оказался гораздо ближе к заветному берегу. Я опять попытался нащупать дно, и на этот раз мои ноги почувствовали зыбкий песок на дне океана. Облегчение казалось огромным. Я был спасён!

Глава 21