Сквозь ад за Гитлера

Уже почти стемнело, когда мы добрались до села, раскинувшегося по обоим берегам узкой речушки. Решено было остаться здесь на ночь. Во дворах большинства хат имеется вырытый в земле погреб, как правило, он располагается в глубине окружающего хату сада и служит для хранения съестных припасов. Мы появились внезапно из-за пригорка, деревня лежала как на ладони. И тут я случайно заметил, как одна деревенская жительница пытается спрятать у себя в погребе двоих русских солдат. Хату я запомнил. На этот раз в деревню мы въехали без единого выстрела и, разбившись на группы, начали обход деревни с целью выяснения обстановки. Вооружившись пистолетом и ручными гранатами, мы с одним моим товарищем направились прямиком к той самой хате. По всей вероятности, хозяйка увидела нас в окно, а когда мы без стука вошли, она стояла на коленях перед иконой. Тут же сидел ее пожилой муж и дети. Я не без издевки спросил ее по-русски, не хочет ли она мне что-нибудь сказать. Перепуганная насмерть женщина и слова вымолвить не могла, только показывала на детей и умоляюще глядела на меня. С пистолетом в руке я велел ей выйти и открыть погреб. Мы с товарищем с оружием на изготовку присели у деревьев в нескольких шагах от погреба. Открыв дверцу, она позвала скрывавшихся солдат. Потом показался один из солдат. Вид у него был явно встревоженный. Внезапно раздался треск, голова солдата исчезла — он явно слетел с лестницы. Женщина стала убеждать нас, что, мол, все в порядке и беспокоиться не о чем — они сейчас выберутся. И правда, пару секунд спустя из погреба вылез солдат. Взглянув на нас, он вымученно улыбнулся. За ним выбрался и его товарищ. Обоих мы тут же препроводили к полевой кухне — в подмогу нашему повару, чем последний был весьма доволен. Когда стемнело, мы разошлись по палаткам. Было тепло, пахло землей, стоячей водой — неподалеку располагался заросший тиной пруд. Село состояло из крытых соломой хатенок, разбросанных вдоль пыльной, немощеной дороги. Все здесь дышало покоем. Я улегся на одеяло и стал вспоминать события прошедшего дня, вспомнил и слова пастора о том, что мы призваны утвердить новый порядок в мире и что Бог, несомненно, на нашей стороне. Я спросил себя, что же такого натворили эти русские, что даже милосердный Бог отвернулся от них.

На следующий день, ранним утром, когда еще не успела высохнуть роса, мы сняли палатки и привязали к башням танков все, что только можно было привязать. Когда из-за горизонта показалось красное, просвечивающее через пыль солнце, изгонявшее туман, перед нами раскинулась степь, русские прерии. Вжившись в роль вояк, мы не давали себе отдыха, сознавая, что и русские не сидят на месте и что наше преимущество именно в постоянном движении вперед. Задыхаясь на водительском месте в танке, я завидовал сидевшим на броне товарищам, наслаждавшимся прохладным летним ветерком. Наш ротный, оберлейтенант Штеффан, следовал во главе колонны на открытом кюбельвагене[16]. Время от времени он останавливался, пропуская технику и наблюдая за ходом следования, затем его юркий автомобильчик снова обгонял нас. На манер Роммеля он всегда носил противопылевые очки над козырьком. Над нами регулярно пролетали самолеты наших люфтваффе, и каждый раз, заслышав гул моторов, экипаж головного танка спешно водружал на башне флаг со свастикой, чтобы летчики, не дай Бог, не перепутали нас с русскими, если же, наоборот, в небе показывались русские, флаг тут же вновь исчезал в башне.

На одном из привалов нас догнал связной на мотоцикле, посланный из штаба батальона с приказом для обер-лейтенанта Штеффана. По данным воздушной разведки, части противника окопались примерно в двух километрах от нас на подступах к большому селу. Нам была поставлена задача атаковать их. Неприятель не располагал танками, только одним легким орудием, и нам, уже довольно давно не вступавшим в серьезные схватки с противником, не терпелось помахать кулаками. Разглядев на горизонте крыши первых домов, мы быстренько перестроились в боевые порядки и стали дожидаться приказа от Штеффана. Он отдал распоряжения командирам взводов, офицеры сверили часы, потом вернулся к нам. Даже в такой ситуации, когда бой на носу, офицеры продолжали козырять друг другу. Подготовка к атаке всегда пробуждает затаенные эмоции, вероятно, это наследие наших предков, полагавшихся чаще на животные инстинкты, но не на разум. Мы сидели, уподобившись волкам, готовым вот-вот броситься. И когда обер-лейтенант Штеффан, стоя на башне, поднял руку вверх и несколько мгновений спустя опустил ее, мы, резко взяв с места, устремились вперед. Кто-то затянул песню, но она благополучно заглохла в реве двигателя. Надо сказать, что обстановка в танке была наэлектризована до предела — даже разговоры затухали, едва успев начаться.