Сквозь ад за Гитлера

Тут вошел Линдеман, напомнив мне, что наша ударная группа уже отправилась в путь, а вот дыма над вверенной мне хатой что-то незаметно. Когда я стал объяснять ему, что просто не могу их выгнать отсюда, он пробормотал, что-то вроде «это их дело», а приказ фюрера — есть приказ фюрера, так что лучше пошли-ка выйдем. Соломенная крыша, покрытая снегом была чуть ли не на уровне груди. Солома внутри оставалась сухой, и командир показал мне, как это делается — зажег спичку и поднес ее к соломе. Пламя быстро стало взбегать вверх по крыше. А мы повернулись и пошли прочь — надо было нагонять успевшую уйти уже довольно далеко группу.

Двери распахнулась, и все в панике стали выбегать из хаты — старики, женщины с детьми на руках. А мы с Линдеманом бодро шагали вслед нашей ударной группе. Потом до меня донесся странный глухой звук. Обернувшись, я увидел, как огонь, прорвавшись сквозь слой снега на крыше в нескольких местах, жадно лизал солому. В ясное небо поднимался белый столб дыма. Потом, когда пылавшая хата исчезла из виду, были видны желтовато-коричневые клубы.

Вскоре нас объединили с ударной группой побольше, располагавшей и танками, и другими тяжелыми вооружениями. Я уже не помню, как называлась та широкая река, к которой мы приближались — то ли Днепр, то ли Буг, — в России их много. Издали был виден крутой западный берег, вырисовывавшийся из тумана, будто странный промежуточный слой грязно-белого цвета между покрывавшим землю снегом и серо-свинцовым небом. Бледное зимнее солнце, едва поднявшееся над горизонтом, с трудом прорывалось сквозь висевший над водой туман. Из-за покрывавшей все вокруг снежной пелены река казалась далекой, и я удивился, как быстро наша колонна добралась до нее. Вдоль обоих берегов лед был гладкий, как на катке, а на середине нагромождавшиеся друг на друга льдины образовали торосы — нагромождения гротескной формы, и мы опасались, сумеют ли наши танки преодолеть их. Потом мы разглядели несколько умело позиционированных 8,8-см противотанковых орудий для прикрытия участка форсирования реки. Тут же показались несколько малых вездеходов, поднимавших снежную пыль. С другой стороны отправилось несколько вездеходов с офицерами, очевидно, встречать прибывших. Мы поразились той ловкости, с которой водители объезжали нагромождения льдин. И тут в центре поднялся большой зеленый флаг — приказ форсировать реку! Во избежание пролома льда пришлось пускать танки разреженной колонной, а лед все равно угрожающе трещал под их гусеницами, но все обошлось без происшествий. Ведь Бог, как мы самоуверенно повторяли, всегда на стороне решительных и храбрых, а уж таковыми мы себя считали.

Циркулировали самые невероятные слухи, едва успевали появляться одни, как тут же их сменяли утверждавшие прямо противоположное. В основном они касались неизвестного доселе чудо-оружия невероятной мощности, свежих дивизий, якобы срочно переброшенных сюда из Франции на смену нам, и дожидающихся нас неприступных линий обороны, подготовленных заранее. Хоть нас и переполнял скептицизм, все же в душе мы лелеяли надежду на лучшее, однако анекдоты о геббельсовской пропаганде способны были омрачить настрой любого оптимиста. И оказавшись у этой широченной реки, мы поняли, что если командованию с его драконовскими приказами не удается остановить паническое бегство из-под Сталинграда, то этой естественной водной преграде как-нибудь удастся. Но стоило нам благополучно переправиться на противоположный берег и, несмотря на то что все мы были счастливы хоть на несколько километров оказаться ближе к Германии, мы продолжили бодро отступать, что свидетельствовало о том, что и наше гениальное командование утратило всякую надежду сдержать надвигавшихся русских.

Мы прибыли в крупное село, мне было приказано снова усесться за рычаги управления танком. Несмотря на жуткие условия суровой зимы, машина была в отличном состоянии. Горючего было в обрез, и при любой возможности мы задом въезжали в стога сена с тем, чтобы двигатель дольше оставался теплым, что, в свою очередь, избавляло нас накручивать лишние километры и жечь бензин. Обычно водителей танков и даже автотранспортных средств в караул в первую ночь не посылали. Но поскольку мне было без разницы — то ли вести танк, то ли стоять в карауле, — один черт мука, выбирать не приходилось.

Хата, доставшаяся нам, оказалась просторной и удобной, располагалась она в самом центре села. Хозяевами была пожилая пара, державшая и квартирантку — учительницу местной деревенской школы. В хате было две комнаты — в одну из которых, представлявшую собой полутемный чулан, мы и спровадили русских. В качестве компенсации мы регулярно топили большую печку, тепло от которой доставалось и вынужденным потесниться хозяевам и квартирантке. Вскоре мы сидели за столом при свечах и ужинали. Мы всегда любили ужинать вместе, большой компанией, а после еды обычно играли в карты, и всегда находился кто-нибудь, кто играл на губной гармошке, исполняя неисчерпаемый немецкий народный репертуар.