Скверный маркиз

— Когда я пришел вам на помощь, — буквально прокричал он, — то был единственный добрый поступок, совершенный мной, и вот как мне воздал за него Бог, которого все называют милосердным!

— Нет, вот этого нельзя! Нельзя так думать и говорить! — ахнула Орелия. — Все было замечательно, чудесно, и не надо портить хорошие воспоминания напрасными сожалениями!

Маркиз взглянул на нее. Солнце освещало белокурые волосы, и они показались ему светлым нимбом вокруг ее головы, но в глазах Орелии по-прежнему отражалось внутреннее беспокойство, однако то было беспокойство о нем, не о себе…

— Милая моя, любимая, — воскликнул маркиз, и голос его дрогнул, — что же нам делать?..

— Но мы ничего сделать не можем… Вы обещали себя Кэролайн!

— А что, если я скажу ей правду и буду умолять вернуть мне слово, помочь нам?

— Нет, этого делать нельзя, — возразила ему Орелия, — если Кэролайн освободит вас от обещания, никто ни на секунду не поверит, что она сделала это добровольно, все решат, что вы ее бросили! Над нею будут смеяться, станут лицемерно ее жалеть! Нет, я никогда этого не допущу!

— Вам известно мое прозвище — Скверный Маркиз! Всю жизнь меня сопровождали дурная репутация и порицание общества. Да, я всегда был скверным, безответственным, но я никогда не изменял данному мною слову. Я никогда не поступал бесчестно с мужской точки зрения!

— Я это знаю, и неужели вы думаете, что я позволю вам совершить поступок, который причинит Кэролайн нестерпимую боль и покроет позором… нашу… любовь?

Последние слова она произнесла очень тихо, но маркиз их все-таки услышал.

— О, моя прекрасная, моя совершенная, моя Примавера, Венера… — хрипло воскликнул он. — Я схожу с ума от ревности, думая о других мужчинах, которые могут свободно приблизиться к вам, которые имеют право сказать все то, о чем я молчу, предложить то, чего я предложить не могу… — Теперь его голос звучал совсем глухо: — Как же я проживу жизнь без вас? Не любуясь вашей красотой, не восхищаясь вашим милым нравом, не слыша музыки вашего ангельски чистого голоса?

— Надо быть… стойкими… — неожиданно хрипло сказала она и осеклась.

— Но ведь это бессмысленно и жестоко! — в гневе вскричал маркиз. — В свое время я решил, что никогда не женюсь! Я думал, что нет на свете женщины, которая даст мне все, что мне так необходимо, которая будет любить меня чистой, честной, бескорыстной любовью, и любить меня, а не мой титул и не то, чем я владею. — И, немного помолчав, спросил: — Ведь вы же такой любовью меня любите?

— Да, и вы это хорошо знаете!

Он с минуту смотрел на нее, и Орелия не могла не почувствовать, каким огромным усилием воли он сдерживает себя, чтобы не броситься к ней, не обнять ее. Но он продолжил говорить:

— Когда я уехал после нашей первой встречи за границу, то не проходило ни дня, когда бы я не думал о вас. В Париже я попал в одну из неприглядных, скандальных историй, но не хочу оправдываться и говорить, что в этом был повинен не я один. Нет, я сознательно заигрывал с опасностью, а потом понял, что зашел слишком далеко и могу вызвать международный скандал, и вот тогда я сделал предложение Кэролайн… — Маркиз глубоко вздохнул. — То был удобный выход из создавшегося положения, но я никогда не притворялся, можете мне поверить, будто люблю ее и что наш брак станет чем-то большим, чем дружеское соглашение двух людей, которые, конечно, что-то оба выиграют от такого союза!

— Но Кэролайн вы… нравитесь, и она верит вам…

— Но неужели вы полагаете, что она вышла бы за меня, будь я беден и не имей видного положения в обществе?

На этот вопрос Орелии нечего было ответить.

— Мы заключили с ней своего рода соглашение, ничем не обольщаясь, но в день вашего приезда в Райд Хауз, когда я увидел вас рядом с Кэролайн в салоне, я понял, словно сам дьявол шепнул мне эту подсказку, что настал день возмездия. Вот, значит, какая расплата меня ожидала за мои грехи, и не на один день, а на всю мою предстоящую жизнь.

— Пожалуйста, не говорите так… Для меня счастье — любить вас… Это чудо, невыразимое словами… любить и знать, что я вам… тоже… небезразлична!

— Небезразлична?.. Я люблю вас, люблю! Зачем бояться правды, к чему эта уклончивость? Да, я вас люблю, люблю больше, чем кто-либо еще способен любить женщину!

И маркиз зашагал по комнате, не глядя на Орелию, словно все это было для него невыносимо.

— Прежде я смеялся над любовью, я думал, что это просто каприз воображения, причуда ума, романтическая сказка для юных и глупых! Откуда мне было знать, что я способен так чувствовать, как чувствую сейчас, ощущать одновременно смирение и гордость, страдать и мучиться, словно в аду, и в то же время испытывать небесное блаженство, о котором раньше и представления не имел, да и вообще не думал, что может существовать такая нежность!

— Но… мы должны поступать так, как… следует поступать…

— Но, милая моя, золотое мое сердечко, что же будет с тобой? — И, не дожидаясь ответа, он резко отчеканил: — Ты, конечно, выйдешь замуж, но мне даже помыслить об этом невозможно!

— Нет, я никогда и ни за кого не выйду!..

— Это чушь, ерунда! И ты сама это знаешь!