Скверный маркиз

Улицы теперь изобиловали рекламными объявлениями на специальных вывесках, иногда таких больших, что они перегораживали улицу, и высота, не ниже которой должны были располагаться эти вывески, должна была позволять проехать под вывеской всаднику, хотя и не всегда это правило соблюдалось. Для рекламы использовались круглые деревянные тумбы с афишами аукционов и театральных спектаклей и даже особые фигуры из папье-маше, что делало улицы Лондона такими красочно-пестрыми, что глаза разбегались смотреть.

— Ух, мисс! — то и дело восклицала Эмма. — Как тут все необычно! А вы только посмотрите на ту обезьянку, вон там, наверху! В красной жилетке! И на шарманке играет! А вон медведь танцует! Мне говорили об этом, но своими глазами я ничего такого отродясь не видала!

— Ну, на улицах можно увидеть много всего, — улыбнулась Орелия. — Я впервые побывала в Лондоне семь лет назад, а потом приезжала еще два раза и каждый раз удивлялась, как он менялся! Столько удивительного и незнакомого я обнаруживала каждый раз здесь, где мы сейчас проезжаем!..

— Ужасно огромный он, этот Лондон, — почтительно прошептала Эмма. — Прямо страсть какой, и взглядом не охватить, куда там…

Орелия почти всю дорогу молчала, давая Эмме возможность пережить впечатления. Неожиданно для себя она вспомнила, как когда-то дядя Артур показал ей в Лондоне рыбный рынок — старый рынок возле Лондонского моста, чуть ниже по течению Темзы. Это было для нее, девочки-подростка, поразительным и волнующим зрелищем, почти театром. Они подъехали к рынку в карете, а затем выбрались из экипажа и пошли пешком — дядя Артур, как сейчас понимала Орелия, хотел видеть своими глазами картины жизни торговцев и бедноты. Этот рынок стоит на этом месте вот уже тысячу лет, сказал тогда дядя Артур. А рыба для горожан очень важный продукт питания — здесь продавали треску, селедку, хек, палтус, морской язык, омары, камбалу… А еще были окунь, плотва, карп, голавль, лещ… Много, очень много свежей и живой рыбы! Всем заправляли на рынке торговки — Орелии они запомнились корзинами на голове, глиняными трубками, которые они курили, и одеждой: плотными шерстяными платьями, стегаными нижними юбками — одеваться легче было нельзя, от реки постоянно несло сырым холодом. Знаменитые вестминстерские туманы! Почва под Вестминстером заболоченная, и поэтому здесь особенно сыро — значительно более туманно и сыро, чем на прибрежных холмах, где тоже гнездятся туманы, особенно по ночам. Причем болотная хмарь — густая, с особым болотным запахом! А осенние и зимние туманы над Темзой могли заразить опасной простудой и лихорадкой. Все это Орелии рассказывал дядя Артур, пока они ходили по рыбному рынку, и он подходил то к одной торговке, то к другой, заводя с ней разговор об улове, деньгах и распорядке торговли. От торговок он и узнал, что перекупщиков рыбы можно узнать по соломенным шляпам, в которых они бродили между рядами продавцов и влажно-серебристыми кучками рыбы. Сейчас Орелия вспоминала тот день с особенным чувством, в который уж раз поняв, как много все-таки для нее значил дядя Артур…

А вскоре они подъехали к банку. По своему чеку Орелия получила обещанные ей издателями деньги и, вернувшись в ландо, попросила кучера ехать на Бонд-стрит. Когда герцогиня покупала ей туалеты, она обратила внимание на одну табакерку… Да, именно ее и надо подарить маркизу в день рождения! Крышка табакерки, покрытой темно-синей и красной эмалью, была искусно расписана. Рисунок изображал фигуру мужчины — и, возможно, это был какой-нибудь из древних языческих богов, — созерцающий сверху, со ступеней разрушенного храма, бездонное пространство, простирающееся внизу. Было что-то властное в этой могучей фигуре, и в то же время от нее веяло глубоким одиночеством.

— Очень ценная вещица, мэм, — сказал ей продавец в лавке, нахваливая товар, — теперь этот художник очень известен, и его роспись обычно стоит дороже, но…

— И сколько же вы попросите за табакерку? Очень дорого? — нерешительно спросила Орелия и подняла на него глаза.

Она знала, что светские денди и модные щеголи готовы платить за подобные безделушки огромные суммы, и опасалась, что всех ее денег — и полученных сегодня по чеку, и ранее сбереженных, — может ей не хватить, но, после некоторого колебания, продавец все же ответил:

— В надежде сохранить вас в качестве покупательницы, мэм, я продам табакерку по специальной цене, всего за двадцать пять гиней. Уверяю, мы при этом не получим почти никакой выгоды, но будем рады видеть вас среди постоянных наших клиентов.