— Юна уже ушла. Сказала, что у нас завтра первое судебное заседание, а сегодня она дела свои с работы перенесет.
— У нее есть дела? — спрашивает Старший и чешет в затылке: — Вроде же она на ресепшн сидела.
— Не знаю. Что слышала — то и передала. — пожимает плечами Чон Джа: — Иди в душ и завтракать. У тебя сегодня занятия до скольки? Сможешь в офисе помочь?
— Конечно. Сразу после школы и пойду. — он идет в душ и раздевается. Включает воду и становится под прохладные струи — сперва нужно холодной водой, а уже потом… он опускает взгляд и …
—
В школе все было немного по-другому, чем раньше. Во-первых, Ёджон заметно сторонился его, даже пересел за другую парту, поменявшись с Нари, той самой девушкой, что ходила с ними в караоке. Она вроде, как и не принадлежала к основному составу «Лоллипоп», но всегда рядом с ними крутилась. Бон Хва конечно же сказал Ёджону, что все в порядке и что Хан не сердится и даже сказал, что никаких последствий не будет, достаточно формальные извинения принести, но Ёджон все равно его сторонился. Кивнул, не глядя в глаза, поклонился и был таков. Чон Ё — не изменил своего поведения, но он никогда особо дружелюбным и не был. Это Ёджон был социальным клеем их группы, всегда шутил, всегда как будто объединял их, а теперь они вроде, как и рядом, а вроде и нет.
А еще почему-то его стала сторониться Соен. Вот только недавно каждую перемену они обязательно двумя-тремя словами перекидывались, а на большой даже ели рядышком — они и все «Лоллипоп», Соен, Минсе и Ю Джин. А теперь — Соен стала его избегать. Вот так явно стала избегать, даже на его «Доброе утро, Соен!» — сухо приветствовала его в ответ. Ни следа на улыбку, никакой теплоты в словах. Как будто на лице написано «Отвали, Бон Хва». И… если Соен стала его сторониться, это значило что и Минсе с Ю Джин — тоже. Потому что они втроем подруги не разлей вода, куда одна, туда и все.
И как только Бон Хва осознал это — его словно молотком по голове ударили. Все повторяется, подумал он, все повторяется. Как в младшей школе. Сперва с ним перестали общаться одни, потом — другие, а потом и все остальные. Он стал как будто зачумленным, как будто заразным, никто на него даже не смотрел, все отводили взгляды, вот как сейчас. Как бы он ни пытался взглянуть кому-то в глаза — все отводили их. Когда он к кому-то обращался — отвечали сухо и коротко, а одна девочка и вовсе просто выскочила из класса. Он настолько ужасен? С ним уже нельзя общаться?
Дыхание сперло, мир вокруг стал гулким и далеким, он едва не вскочил на ноги, чтобы бросится и… что он мог сделать? Упасть и умолять, чтобы его перестали считать изгоем? Чтобы снова общались с ним как прежде, признавая его своим?!
—