– Когда я сказала вам по телефону, что мы хотим поговорить о Теодоре Куинне, вы, похоже, не слишком-то удивились, – заметила Эбби.
Лэндсмен кивнул.
– Я думал, что с ним что-то случилось. Пару недель назад я даже написал его дочери по электронке, но она заверила меня, что поговорила со своим отцом и что он просто решил немного отдохнуть.
– А почему вы решили, что с ним что-то случилось? – спросила Эбби.
– Потому что за пару последних месяцев он так ни разу и не проявился.
– Откуда вы знаете Теодора Куинна?
– Одно время я был его научным руководителем – когда он работал над кандидатской диссертацией. А потом, когда из этого ничего не вышло, Теодор продолжал консультироваться со мной.
Карвер бросил взгляд на Эбби, но она словно на миг отключилась, остекленевшими глазами уставившись в пространство. Это случалось уже несколько раз в течение дня. Карвер и представить себе не мог, какие ужасные сценарии прокручиваются сейчас у нее в голове. Поэтому взял инициативу на себя:
– Не вышло? Что вы под этим имеете в виду?
Лэндсмен почесал шею.
– Он просто взялся не за свое дело. Это очень сложная программа.
– Но даже после того, как ничего не получилось, Куинн продолжал поддерживать с вами связь?
– Он опять связался со мной примерно через год. Сказал, что пишет книгу. Это было связано с темой, которой Теодор занимался в рамках своей кандидатской программы, – зависимость от социальных сетей. Только вот подошел он к ней под несколько иным углом. У него была теория, что существует связь между зависимостью от социальных сетей и склонностью верить теориям заговора.
Карвер подался вперед.
– Какого рода связь?
– Ну… у сторонников теории заговора, как правило, есть определенные характерные черты. Беспокойство, потребность контролировать свое окружение и наводить в нем порядок, эгоцентризм, нарциссизм, неприятие чужого мнения, паранойя…
– Сомневаюсь, что так уж у всех есть все эти черты… – Карвер неловко поерзал, припомнив, как они с Эбби обсуждали убийство Кеннеди.
– Это чисто среднестатистически. Я не хочу сказать, что каждый, кто верит в теории заговора, обладает всеми этими чертами.
– Угу, а у некоторых вообще может не быть ни одной из подобных черт. Они могут быть совершенно потрясающими людьми. – Карвер просто не мог не подчеркнуть свою точку зрения, сидя на этом дурацком диванчике для семейных пар. Как будто и вправду была нужда в чем-то оправдываться.
– Гм… согласен. Во всяком случае, у людей, зависимых от социальных сетей, тоже есть свои характерные черты. И среди прочих – более выраженная склонность к приятию чужого мнения. Вы следите за моей мыслью?
– Да.
– Так вот, Теодор утверждал, что поскольку в нынешнюю эпоху теории заговора распространяются в основном посредством социальных сетей, то существует подгруппа сторонников теории заговора, которые более склоняются к приятию чужого мнения, не стремясь поставить его под сомнение. Проще говоря, он считал, что ряд современных сторонников конспирологических теорий просто предпочитают плыть по течению.
– Ясно. – Карвер потер переносицу. Исследование Теодора показалось ему умопомрачительно скучным. – И с какой же целью он связался с вами?
– Он хотел, чтобы я помог ему составить опросники для его исследования.
– И вы помогли?
– Я кое-что посоветовал ему, чисто из соображений профессиональной этики. Мы несколько раз встречались. Но потом он перестал звонить. А до этого звонил мне каждую пару недель. И вдруг… как отрезало.
– Когда вы в последний раз с ним разговаривали?
– Точно не скажу. Наверное, где-то летом. Может, чуть позднее.
Карвер неловко поерзал на диване. Неужели пациенты этого профессора платили за то, чтобы сидеть здесь? Это один из самых неудобных диванов, на которых он когда-либо сидел! Будут ли они с Эбби когда-нибудь обмениваться шуточками по этому поводу? «Помнишь, как мы с тобой ходили на терапию для семейных пар – всего через пару месяцев после того, как начали встречаться? Ха-ха-ха!»
Вряд ли.
– Он не говорил, насколько ему удалось продвинуться в этом исследовании?
– Теодор был настроен просто-таки восторженно. Похоже, ему удалось найти очень большое интернет-сообщество, которое соответствовало его теории. Он заводил там друзей, проводил интервью…
– А он не сказал вам, что это было за сообщество?
– Нет. Да я и не спрашивал. У меня сложилось впечатление, что он не хотел разглашать какую-либо информацию.
– Он когда-нибудь упоминал при вас имя Нил Уайятт?
– Нет, насколько я помню.
– А как насчет прозвища Гусеница?
Лэндсмен нахмурился.
– Определенно нет. Я бы такое запомнил.
– Он не казался встревоженным или испуганным, когда вы с ним общались?
– Нет, настроение у него было в основном приподнятое.
Карвер побарабанил пальцами по подлокотнику дивана.
– Вы сказали, что с той кандидатской программой он взялся не за свое дело. Что вы этим хотели сказать?
– Вообще-то я предпочел бы не вдаваться в такие подробности. Мне это как-то не с руки. Лучше у него самого спросите.
Карвер вздохнул.