Скрытые чувства

– Куда мы едем?

– В больницу. Тебя осмотрит нормальный врач.

– Зачем?

– Чтобы убедиться, что с тобой и с малышом все хорошо. Ты очень сильно переволновалась. Это может… повлиять.

Наверное, понимая, что спорить со мной бесполезно, Жанна соглашается. Нас принимают сразу же. Тщательное обследование показывает, что, несмотря на последние события, ребенок в порядке. У Жанны легкий гипертонус, который, по заверению врачей, бывает едва ли не у каждой беременной. Нам выписывают какие-то таблетки и отправляют восвояси. В тот день я, как ответственный семьянин, возвращаюсь домой вместе с Жанной. Она так измучена, что тут же ложится спать. А я еще долго брожу по дому, гадая, как нам быть дальше.

И, признаться, дело тут не только в Жанне. Дело во мне. Понимая, что на моих чувствах сыграли, я невольно задумываюсь о том, насколько реальны эти самые чувства. Теперь, когда я знаю, на что давили. Ситуация максимально бредовая. Особенно учитывая тот факт, что нам некуда деваться. Ребенок навсегда нас связал. А ко всему мы в ответе за тех, кого приручили. Жанна уж точно не виновата в том, что ее втянули в большую и грязную игру. К девочке умело подобрались. И снова в моей голове всплывает имя той, кто точно знает, как это было…

И я велю Семену организовать нашу встречу. Краснов – профессионал. Мне не приходится объяснять, что нужно делать и как. К моменту, когда я подъезжаю к нужному месту, Марго в полной мере осознает, что правда – это сейчас то единственное, что ей поможет. Если существует вообще хоть что-то, что может ей помочь. По ее дрожащим губам я понимаю, что она не слишком-то в это верит.

Усаживаюсь напротив нее на стул. Складываю на груди руки.

– Наверное, мне не нужно объяснять, зачем ты здесь?

Девица сглатывает и качает головой из стороны в сторону.

– Ну, тогда рассказывай.

– Что?

– Ну, для начала, какое перед тобой стояло задание.

– Подтолкнуть сами знаете кого к отношениям с вами.

– И как? Подтолкнула?

– Да мне и делать ничего не пришлось… – фыркнула Рита, но, быстро сдувшись под моим ледяным взглядом, уже менее борзо продолжила свой рассказ.

Глава 25

Жанна

Даже шок, в котором я нахожусь, кажется, все это время, не становится препятствием к пониманию того, что в отношении Ивана ко мне что-то изменилось. Он избегает меня. А в те редкие моменты, когда мы все же встречаемся, смотрит либо сквозь, будто меня и нет, либо так пристально, что даже у моих испуганных мурашек выступают мурашки. А ко всему, он меня не касается. Вообще. Если раньше мы занимались любовью по меньшей мере два раза в день, то после того случая в больнице – ни разу. Словно то, что я и не думала делать всерьез, напрочь отбило его желание. Желание обладать мной. Любить… И вот ведь какое дело – лишь оставшись одна, я, наконец, понимаю, что его любовь была чуть ли не единственным источником, наполняющим меня жизненной силой. А ведь этот источник не просто иссяк. Он высох. И там, где прежде протекал бурлящий живительный поток, осталась лишь иссушенная спекшаяся пустыня.

Я постигаю, что есть одиночество. Стоит признать, что раньше все же я не была одна. Да, умер папа, и мама уехала. Но вокруг меня всегда были друзья, был какой-никакой мужчина. А теперь у меня ничего не осталось. С Лерой отношения охладели, с другими  подружками и вовсе сошли на нет. Я так и не сумела, наверное, их простить. За публичную поддержку Ильи, за слова сочувствия мне в личку. Хотя теперь я и не уверена в том, что они были неискренни. Вполне возможно, я просто себя накрутила. Надумала что-то, будучи не в себе, за это и поплатилась. Но что об этом думать теперь? Никто не любит признавать своих ошибок. Мне остается жить своей новой жизнью. Которая так отличается от прежней…

Накладываю мазок за мазком. Отстраняюсь. Обычно я не пишу абстракционизм, а тут именно он и выходит. Мне не нравится результат. Картина получается слишком гнетущей. Здесь много красного и черного. Цветов, с которыми обычно я не работаю.

Вытираю кисть тряпочкой, смоченной в растворителе. Оборачиваюсь в поиске чехла и вздрагиваю, наткнувшись на тяжелый взгляд Князева.

– Что рисуешь? – интересуется он, поднося к губам стакан. Я поворачиваю мольберт. Руки немного дрожат. Не знаю, как это объяснить, но последние недели я живу в страхе. Которому, на первый взгляд, нет объяснений.

– Не слышала, как ты вернулся.

Иван молчит. Растирает ладонью небритые щеки и заходит в солярий, который отдал мне под мастерскую. Идет от одного полотна к другому. Их здесь немного. Осмотр заканчивается быстро.

– Ты разве забыла, что тебе сказал врач?

– Эм… О чем?

– Все эти испарения могут быть опасны для ребенка. – Он снова отпивает из стакана. – Или ты не забыла? – подходит ближе. Его волчьи глаза – глаза больного хищника. Стою, загипнотизированная. – Может быть, ты специально, м-м-м? Травишь его?

Он безумен. Абсолютно и полностью. Его рука едва касается моего горла. И, конечно, она не имеет никакого отношения к удушью, что я ощущаю.