Скрытые чувства

– Не, ну, а че? Он нормальный. Староват, но такие, наверное, круто ухаживают, – в голосе Лерки появляются теплые мечтательные нотки. С моих же губ срывается испуганный смешок. Ага… Ухаживают. Как же. Мордой в стену, ноги на ширине плеч, и поехали! Скорее всего, здоровой реакцией на это воспоминание должны быть стыд, отвращение и брезгливость. А вместо этого я чувствую лишь новую порцию жара, растекающуюся по телу, и волну мурашек в затылке. Князев будто отравил во мне что-то чистое. Ввел в вены яд.

– Это не мой типаж.

Я не то чтобы вру. Князев действительно вряд ли в моем вкусе. Но есть в нем что-то цепляющее. И опасное. Он как рыба фугу. На первый взгляд, просто невзрачная рыбка, а по сути – вкуснейший деликатес. Который, если неправильно приготовить, тебя отравит.

– А как по мне – он ничего так. Смотри он на меня так, как на тебя смотрит – я бы не растерялась.

Лерка заливисто смеется, а я с трудом гашу в себе желание спросить, а как? Как он на меня смотрит?

– Ладно, проехали. Вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся.

Мы прощаемся с подругой, и вечер я провожу за просмотром свежей комедии, название которой забываю уже наутро. По плану у меня учеба. Чтобы не отвлекаться на телефон с его всплывающими то и дело пушами, оставляю его под подушкой и по-честному сажусь за тесты. С детской площадки доносятся крики, звуки музыки и скрип качелей. Смазали бы их, что ли! И без того башка просто раскалывается, а тут еще это… Я закупориваю окна. Включаю на всю кондиционер, и дальше работа продвигается значительно быстрее. Хотя я все равно отвлекаюсь то на еду, то на кофе. Закругляюсь, лишь когда понимаю, что читаю один и тот же параграф по пятому разу, а один черт ничего не помню. Потягиваюсь до хруста в костях и нехотя выбираюсь из кресла. Сиди-не сиди, а никто за меня не приберется.

Я вытираю пыль, пылесошу, снимаю грязную постель. Между подушек нахожу телефон, о котором вообще забыла. По количеству неотвеченных понимаю, что либо я еще никогда так надолго не пропадала, либо случилось действительно что-то страшное.

Сердце ухает куда-то вниз и в тот же миг устремляется в горло. Я боюсь открывать приложение. Боюсь того, что узнаю. И замираю, растягивая до бесконечности миг, в котором все еще хорошо. Но всплывающие на моих глазах пуши прерывают ход времени. Делят его на до и после. На прошлое и настоящее. На счастливое время и на время, в котором счастья уже нет.

А это, оказывается, больно. Даже не то, что Илья делает предложение этой своей Арине спустя… ну, сколько там они встречаются? Больно другое… Больно осознавать, что все наши друзья, те самые друзья, которые подбадривали меня и говорили, что все наладится, сейчас поздравляют их в своих сториз. Наверняка понимая, что я увижу. А потом шлют притворные слова соболезнования мне в Директ. Как будто я нуждаюсь в их жалости. Как будто я сама… жалкая!

Я с непонятно откуда взявшейся силой отбрасываю свой айфон. Мне не жалко. Я хочу, чтобы он разбился вдребезги. Маме… маме что-нибудь совру. Я за этот год так прокачалась. Врать, что у меня все в порядке. Но ничего у меня не выходит. Телефон врезается в спинку дивана, отскакивает и падает в нишу между подлокотником и письменным столом. И почему-то именно это, то, что мне не удалось осуществить задуманное, становится последней каплей. Я обхватываю голову руками, стекаю на пол и вою… Вою, как попавший в капкан зверь.

Это длится и длится, пока я совсем не выбиваюсь из сил.

Потом лежу на так и не вымытом полу и думаю о том, что, наверное, чего-то такого стоило ожидать. В конце концов, мы буквально вчера обсуждали такую возможность. Так почему же я не ожидала?

В некоторых книгах по психологии, которые я люблю почитать, учат отгораживаться от травмирующих событий, визуализируя стену. Я так и делаю. Когда первая волна боли уходит, давая мне короткую передышку, перед тем как нахлынет новая, заставляю себя хотя бы сесть. На коленях подползаю к столу, нащупываю продолжающую вибрировать трубку. Первая мысль – отправить всех сочувствующих в бан. Отписаться от всех на хрен, чтобы ничто мне не напоминало о случившемся. Но это воспримут как слабость. А значит, нужно придумать что-то получше. Что-то такое, что позволит мне сохранить лицо. Что-то, что выставит жалкими дураками их, а не меня…

Хаотично блуждающий взгляд останавливается на пакете, в который я сложила вещи Князева, чтобы ему отдать. Правда, потом я вспомнила, что у меня нет его телефонного номера, и на том успокоилась. Но теперь… теперь меня не остановит такая мелочь.