Скрытая жизнь братьев и сестер. Угрозы и травмы

В раннем подростковом возрасте г-жа X снова серьезно заболела. Хотя она была снова госпитализирована, природа заболевания оставалось невыясненной, потому что все его проявления были удивительно похожи на полиомиелит. Однако, поскольку она уже болела им, доктора решили, что это не может быть полиомиелит, так как им невозможно переболеть дважды. Г-жа Х вспоминала, что, когда она выздоровела после второй серьезной болезни, по пути в школу она должна была отводить своего младшего сводного брата в детский сад. Она помнила, как всю дорогу терроризировала его ужасными историями. Он вырос нервным и подавленным молодым человеком, в связи с чем, как теперь вспоминала г-жа Х, она всегда чувствовала вину. Однако только в ходе анализа ей пришло в голову, что она, возможно, послужила главной причиной того, что жизнь ее родного брата также сложилась не лучшим образом: он вырос необычайно пассивным, страдал от ночных кошмаров и имел ряд тяжелых фобий во взрослой жизни. Когда он женился, она чувствовала, что их отношениям пришел конец. Вплоть до этого момента она была убеждена, что всегда обожала его, а он ее.

Рассказ г-жи X о детстве напомнил мне сестру Вольфсманна. У него были фантазии об избиении: были ли подобные фантазии у его сестры до ее самоубийства или ее жестокие сексуальные желания находили воплощение в реальности? Мои ассоциации с сестрой Вольфсманна, о которой я упоминала несколько раз в этих главах, впервые возникли в ходе анализа г-жи Х. Это сигнализировало о моем страхе в отношении того, что в г-же Х было что-то суицидальное, хотя это не проявлялось каким-либо очевидным образом; это было больше похоже на эманацию влечения к смерти, стремление этой энергичной молодой женщины к смертельному бездействию, конечной пассивности, которая также является признаком истерии. Были ли суицидальные склонности г-жи X смещены в ее мертвых детей или скорее, являлись ли ее бессознательное самоубийство и бездетность аспектами ее сиблинговой дилеммы?

Мы обнаружили, что неспособность г-жи X забеременеть или выносить ребенка является следствием аборта явно желанного ребенка в первый год ее брака. Она была настолько убеждена, что ребенок был ужасно деформирован, что врачи не смогли ее успокоить и, наконец, согласились на прерывание беременности. Она так и не узнала, было ли что-то не так с плодом, она удовлетворила свою потребность избавиться от этого воображаемого монстра. Стало ясно, что сделав аборт, г-жа Х, не могла забеременеть и выносить потому, что не смогла избавиться от страха, что любой ее ребенок будет ее братом. Даже во взрослом возрасте г-жа Х ловила себя на тревоге, чтобы ее брат сам не стал убийцей, совершившим сексуальное преступление, то есть кем-то, как она выразилась, с «извращенным умом».

Случилось так, что ее собственное сексуально окрашенное убийственное желание по отношению к брату как к ребенку преследовало ее в этих вспышках проецируемой ярости, когда она вкладывала в него свою убийственную сущность. Воображаемое ею насилие «деформировало» его. Вспышки ярости не обязательно переживаются как преследование, поскольку она не была их объектом. Скорее это был вопрос путаницы и проекции, которые позже повторялись в отношениях с рядом ее возлюбленных. Соперничество, гнев и насилие по отношению к брату в раннем возрасте убедили ее в том, что ее собственный ребенок будет деформирован и что ее роль будет разрушительной для него. В том, что она не могла родить и сделала аборт, она видела скорее защитные, а не разрушительные меры. Она спасала ребенка от себя. Не будет ребенка, которому она сможет причинить вред. Кроме того, г-жа Х осознала тот факт, что дети не могут иметь детей только на реалистическом, а не на символическом уровне. Она выглядела и чувствовала себя ребенком, потому что у нее не было внутренне осмысленного знания о том, что взрослых и детей отличает способность к размножению.