Скрытая жизнь братьев и сестер. Угрозы и травмы

Малыш, кажется, отчасти верит, что ребенок, который вот-вот родится, – это еще одна версия его самого. Когда он действительно рождается, это новое существо становится «тем самым ребенком». Пигля, которая была ребенком, теперь «никто». Желание убить того, кто своим существованием уничтожает его или ее, переходит в любовь, которая также присутствовала в процессе ожидания другого себя. Лицо малыша, который «до смерти любит» новорожденного, выражает одновременно и убийственные желания, и обожание. Этот психический механизм «обращения в противоположность» можно обнаружить также, когда любовь приходит на смену ненависти, когда влечение к жизни прорывается, чтобы смягчить влечение к смерти. Это позволяет смещенному, уничтоженному ребенку любить сиблинга и в то же время постепенно восстанавливать свое Я.

Секс и смерть в контексте сиблинговых отношений неразрывно связаны. Нарциссическая любовь к «другому как к самому себе» сменяется желанием убить, как только приходит понимание, что не может быть другого Я, но, если убийству оказывается сопротивление, любовь возвращается в новой форме. Можно оплакать свое уникальное Я, и именно здесь ощущается потеря, от которой зависят репрезентации всех прочих влечений. Нарциссическая любовь к себе является формой отзеркаливания; новая самооценка, которая зависит от утраты грандиозного, уникального Я, получает репрезентацию – символическую версию собственной субъектности. Запрещается убивать того, кого вам следует любить, – безопасность вашей собственной жизни обеспечивается соблюдением этого табу: возлюби себя как ближнего своего. Секс в контексте сиблингов – это жизнь и смерть, а не половые различия, хотя гендерные роли при этом могут быть разные.

«Гендерные различия» по латеральной оси и «половые различия» по вертикальной сойдутся в одной точке в подростковом возрасте, когда на повестке дня впервые окажется фертильность. И девочки, и мальчики вновь испытают желание убить сиблинга. Однако это может стать идеальным имаго выжившего сверстника или сверстников, которые действительно поднимаются после того, как вы застрелили их, – это основа героического Я: человек восстанавливает свой нарциссизм, помещая его в выжившего сверстника. В отличие от своей сестры Исмены, которая смиряется и соглашается с отсутствием уважения к смерти, Антигона воплощает героический идеал. Для этого ей пришлось отказаться от брака и материнства. Ни для девочек, ни для мальчиков героическое Я не включает размножения, то есть становления матерью и отцом. «Мысленно оглядываться на матерей»[9] (Вирджиния Вулф), как и учиться быть отцом, является задачей вертикальной ассимиляции. Вторичное табу на инцест с родным братом или сестрой устанавливается в подростковом возрасте в силу того, что каждый из них является потенциальным родителем. По этой причине, помимо прочего, подростковый возраст является периодом расцвета гомосексуализма, так как такой контакт позволяет избежать появления детей, а также сформировать свои компании и крепкие дружеские отношения.

Психоанализ, сиблинги и гендерные различия

Психоаналитическая теория хорошо иллюстрирует собственный тезис: репрезентировано может быть только то, что отсутствует; то, что присутствует, не может быть репрезентировано и, следовательно, не может быть видно. Дидье Анзье, один из самых интересных биографов Фрейда, показал, что Фрейд мог видеть патриархальные структуры высокого модернизма, когда они исчезали (Anzieu, 1986). Последующее отождествление психоанализа с патриархальной позицией, особенно в эго-психологии, привело к завуалированности его собственной фаллоцентрической позиции. То же самое можно сказать и о матриархальных предпосылках теории объектных отношений. Психическое значение матери получило признание, когда оно отсутствовало в психоаналитической теории. Как только оно было утверждено, оно было обозначено и, таким образом, было признано существующим, так что больше не могло быть объектом репрезентации и последующего анализа: аналитик находился в той позиции, в которой действовал «закон матери», так что этот закон был невидим.