– Мистер Коллинз, хочу напомнить, что перед вами находится представитель Третейского судьи. И именно я, Игнаций Кваттрочи, наделен властью и полномочиями решать, кто ответственен за случившееся и какие меры следует принять для недопущения впредь подобных этому случаев… Впрочем, благодарю вас, мистер Коллинз, за высказанное мнение.
Кваттрочи, руководствуясь правилом Audiatur et altera pars,[69] вопросительно посмотрел на русских.
– Мы, конечно же, не согласны с мнением, озвученным мистером Коллинзом, – заявил Романдовский. – С нашей стороны, синьор Кваттрочи, есть лишь одно пожелание: установите истину, но не занимайте ничью сторону, будьте беспристрастны.
– В этом и заключается моя миссия, – сказал иезуит. – Если вам больше нечего мне сообщить, господа, то я, с вашего позволения, займусь делом.
Кваттрочи поднял глаза к бледно-голубому безоблачному небу.
– Ad majorem Dei gloriam! Приступим к сему…
Пока брат Игнаций переговаривался с представителями конфликтующих сторон, его помощники не теряли времени даром.
Редактор Сарто, которому ассистировали оба приехавших с ними на объект ватиканских спецслужбистов, – они единственные из охранников, кто сейчас находится во внутреннем периметре – извлек из багажника лимузина сумки с аппаратурой и прочее необходимое оборудование. Один из ватиканских жандармов быстро собрал из отдельных конструкций стол; его установили в пространстве между вторым и третьим внутренним периметром, неподалеку от входа в серое здание, в котором размещается аппаратная. Возле стола поставили складной деревянный табурет. Пока Сарто выкладывал на стол приборы из привезенного из аэропорта саквояжа, двое крепких молчаливых охранников взялись собрать и установить еще одну конструкцию. Один из них, присев на корточки возле бетонированной подложки размерами примерно метр на метр, – эта «заплата» окрашена в цвет плитки и почти незаметна – вооружившись гайковертом, отвернул чуть утопленные в нишах болты. Второй мигом собрал из четырех окрашенных в черный цвет металлических планок с защелками основу для метронома в форме квадрата. При помощи того же гайковерта прикрепили нижнюю раму болтами к гнездам в бетонированном основании. А затем уже к этой базисной раме прикрепили остальные детали конструкции: две боковые – под углом – рейки, ограничители-демпферы и центральное перо с балансиром и грузом.
Доменико Сарто открыл крышку футляра хронометра, на деревянной поверхности которого, как и на циферблате, изображен крест латинского типа – схематическое изображение стрелки, указывающей в определённое или трансцендентное направление; мнемонический якорь, который при необходимости легко удерживать в сознании.
Получив заранее от самого Кваттрочи инструкции, ватиканский редактор оперативно выставил на всех шкалах нужные показания.
Ну вот, теперь все готово для предстоящего сеанса.
Двое, Романдовский и Коллинз, выйдя через открытую рамку-калитку за пределы ограды третьего периметра, уселись обратно каждый в свою машину. Щербаков и Паркер – остались. Иезуит был не слишком доволен тем, что во время сеанса поблизости будут находиться по одному представителю от конфликтующей стороны. Но воспрепятствовать их нахождению здесь он не имел права.
– Господа, должен вас предупредить… – сказал он глуховатым голосом. – Дальнейшее может быть опасным для вашего здоровья. В данном случае, я, как представитель Третейского судьи, не могу гарантировать вам полной безопасности.
И Щербаков, и Паркер молча восприняли эту его реплику.
– И второе, – продолжил иезуит. – Прошу не вмешиваться в работу следственной группы. Напомню, что ваш статус, статус наблюдателей, исключает всякое вмешательство в ход расследования.
Так и не удостоившись ответа от кого-либо из этих двоих, иезуит оставил их, направившись к Сарто.
– Доменико, выставляй оперативное время!
– Я готов, брат Игнацио.
– Месяц май… шестое число… два часа пятнадцать минут ровно!..
Как только Сарто зафиксировал крепления шкал и головки механизма хронометра, – кроме секундной – Игнацио, подойдя вплотную к столу, вытянул левую руку с четками и свисающим вниз распятием над циферблатом прибора времени. Крестик качнулся в одну сторону, затем в другую; эти колебания распятия, укрепленного на четках, становились все более выраженными, а их частота увеличивалась. Когда секундная стрелка хронометра завершала свой полный оборот, эти колебания составляли уже ровную меру – они происходили за одну эталонную секунду.
Кваттрочи, выставив в нужный момент ладонь правой руки ребром вниз, сам остановил колебания этого необычного маятника. В то же мгновение остановилась секундная стрелка шкалы хронометра, но включился секундомер в руке помощника…
– Время выставлено, – сказал Сарто. – Сейчас четверть третьего в ночь на шестое мая.
Пространство вокруг них приобрело обычный в таких случаях зеленовато-серый оттенок. Температура воздуха заметно упала.