Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы

Минут двадцать Антон тянул темное пиво, закусывал жареными колбасками. Предложенный способ связи выглядел довольно нарочито. Похоже на провокацию. Смысл, правда, не улавливался. Кому он нужен в Берлине? Разве что Сильвия неожиданным образом прокололась на каком-то этапе? Не то сказала и не тем. Может быть, в конверте, что он везет, содержится нечто такое, что может скомпрометировать не только его? Вернее, совсем не его.

Но он защищен иммунитетом, арестовать его нельзя, дипкурьер в критической ситуации имеет право применить оружие. Это официально. А неофициально — он с любой группой захвата справится иным способом и сумеет потеряться бесследно.

Значит, дело в другом.

Спешить было некуда, он рассматривал посетителей, через широкое окно следил за взлетающими и садящимися самолетами. Прошло еще пятнадцать минут, и к его столику подошел наконец немец, немолодой, в длинном пальто, шляпе с обвисшими от дождя полями, с чемоданчиком в полосатом чехле. Похож на коммивояжера.

— Мистер Грин? Можно я присяду? — спросил он по-английски, с резким акцентом.

— Не имею чести быть знакомым. Садитесь, если больше негде.

Свободных мест вокруг было достаточно.

— Люблю сидеть у окна и лицом к двери, — пояснил немец. — Кельнер, два мюнхенского… Итак, вы отнеслись всерьез к словам вашего попутчика, раз пришли? — спросил гость без всякого предисловия.

— Нет, я просто люблю пиво и смотреть на самолеты. Здесь их много. А вам что нужно? Кроме мюнхенского?

— Вы хотели контакта с РСХА? Я к вашим услугам. Штурмбанфюрер Латензнер.

— Откуда мне знать? Может, вы сменившийся кельнер. А то и обер-кельнер…

Немец, как и все немцы при чине («штурмбанфюрер», как здорово и страшно звучит), слегка обиделся. Полез в карман и предъявил очень красивое удостоверение. Бордовое, кожаное, с орлом и разными тиснеными буквами.

Антон и смотреть не стал.

— Поздравляю. Очень неплохо. — Сказано было без издевки. У немцев к чинам сугубое отношение. Профессорам, призываемым в военные структуры, обер-лейтенантов давали, что считалось нормальным. Штрик-Штрикфельд, курировавший генерала Власова и все вопросы, связанные с РОА, всю войну проходил капитаном. В России, тоже военно-феодальной стране, такое любой офицер счел бы оскорблением. Да у нас бы капитану никто и не доверил бы серьезных политических заданий. Человека три генерала, не считая полковников, вокруг того же Паулюса кормились, хотя он в лагере сидел, а не «освободительные армии» формировал.

— И что вы мне своей книжечкой хотите сказать? У меня посерьезней есть, пограничнику при выходе на поле предъявлю.

— Господин Грин, — немец начал говорить на два тона ниже. — К чему эти споры о статусе? Мне сообщили, что вы в Лондоне старательно искали подходы к нашей организации. Вам ответили, что их нет. Вдруг они появились. Что дальше? Будем играть в дураков? Пожалуйста. Два с половиной часа в вашем распоряжении. За это время машина довезет нас до Принцальбрехтштрассе, час консультаций с компетентными людьми — и вы легко успеваете на свой самолет. Если беседа окажется слишком продолжительной — улетите следующим. Какие вопросы?

— Вы с детства родились таким неудачным шутником или стали им постепенно, с течением времени? Никогда в жизни человек моего положения не пойдет или не поедет в названное вами место. Вам поручили меня скомпрометировать? Ударьте меня в лицо, закричите, что я вытащил у вас бумажник. И то выйдет убедительнее… Черт знает, чему вас там учат! Разочарован…

— Нет, мистер Грин, вы неправильно меня поняли, — гестаповец (а это был именно оттуда человек), похоже, даже перепугался.

Опять загадка, кто и зачем послал на связь именно его. Кадровый специалист держал бы себя совсем иначе.

Или — очень грамотная проверка. Перед деловым контактом убедиться, с кем предстоит работать.

— Хорошо, штурмбанфюрер. — Антон тоже махнул кельнеру, чтоб сменил пустую кружку на полную. — Вы имеете отношение к загранразведке?

— Я имею отношение к своей службе. Что вы хотите сказать или передать?

— Вы верно угадали, у меня есть два с половиной часа. У вас — столько же. Человек, в чине повыше вас, компетентный в том, что я подразумеваю, успеет купить билет на мой рейс, и мы с ним, возможно, кое-что обсудим. На территории Рейха ни с кем и ни о чем я разговаривать не собираюсь. У вас плохая репутация. Правильно?

Антон имел в виду репутацию «конторы», но Латензнер принял слова на свой счет. Значит, так оно и было. Его подставили, а двое-трое куда более талантливых «эсдэшников» смотрят со стороны, и слушают тоже.

— Прощайте, господин Грин, — с плохо скрываемой гримасой раздражения и оскорбленного величия (штурмбанфюрер, как же!) немец удалился, чуть не забыв реквизитный чемодан.

— И вам того же, — бросил Антон ему в спину.

На Москву летел советского производства «ПС-89», тоже четырнадцатиместный и двухмоторный, но с сервисом обстояло похуже. Виски не давали, «Столичной» тоже, только грузинское вино и мандарины.