Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

— Тогда вы получите очень приличного вице-короля очередной республики в составе Советской державы, — счел возможным пошутить Шульгин.

Сталин поднял указательный палец.

— Тоже — интересная мысль. Зачем вам Тихоокеанский флот? Средиземноморский и Атлантический плюс все остальное — гораздо интереснее. Мне кажется, мы с вами очень плодотворно поговорили. Завтра я попрошу товарища Апанасенко заняться вопросом о танковой бригаде. Одновременно поручу Главморштабу проработать возможность и срок направления эскадры. Линкор «Парижская коммуна», надеюсь, вам не потребуется?

— Пока нет, товарищ Сталин.

— Нет так нет. А вы чем собираетесь заняться?

— Если считать, что главное в принципе решено, начну комплектовать рабочую группу, которую возьму с собой. Человек пятнадцать-двадцать. Потом, естественно, представлю на согласование и утверждение. Я думаю, тех военсоветников, что сейчас уже там, с места трогать не нужно: обстановку они знают, связи наладили. Просто опустим ступенькой ниже, а над ними сформируем настоящий штаб, который не «советовать» будет, а операции планировать и в масштабе всей республиканской армии ими руководить. Есть у меня люди на примете.

— Занимайтесь. Полномочия у вас достаточные. Недели за две управитесь?

— За две недели нам нужно уже до Испании добраться. Боюсь, что времени совсем нет. По некоторым данным в феврале-марте франкисты могут начать решительное наступление…

— Даже так?

— Увы, товарищ Сталин. Мы сильно запаздываем.

— Значит, не позднее пятого февраля вы должны быть в Барселоне, допустим, десятого туда придет конвой. Посмотрим — умеют наши товарищи играть в цейтноте или действительно зря мы их кормим. Тут у нас возник очередной вопрос. Товарищ Викторов[43] своей должности соответствует или пора его отстранить? Я имел в виду поставить на его место товарища Ежова, тот отказался. Тогда мне предложили назначить Смирнова. Что скажете?

Опять вопросик на засыпку, но лучше продолжать начатую линию, чем вилять. Глядишь, наткнешься лбом на непредусмотренное дерево.

— Безусловно, Викторова нужно оставить. Человек с младых ногтей только этим и занимается. На сторону советской власти добровольно перешел, в приличном чине царского флота. Мог бы и к белым, однако с нами остался. Хорошо проявил себя в Гражданскую, морскими силами на всех морях покомандовал, считаю, что успешно. Конкретно в роли наркома чем-нибудь себя запятнал?

Сталин долго и внимательно смотрел на Шестакова, отведет глаза или нет. Тот не отвел.

Да какого черта? Раз начали, так будем идти до конца. Только и сталинскому гонору потрафить можно, аккуратненько так.

— А если я ему не верю? — угрожающе сказал Сталин.

— Ваша воля. Только наморси[44], хоть троцкист он будь, хоть монархист, по своей должности навредить не в силах. Политически. Комиссаров у нас от трюмного отсека до штаба флота — немерено. И добровольных помощников тоже. Он что — решающее сражение вроде Ютландского или Трафальгарского имеет возможность проиграть в пользу неприятеля? Линкор «Марат» продать финнам или шведам? Хозяйственник он на сегодняшний день, и, пока с этой работой справляется, лично мне абсолютно безразличны его политические пристрастия, если бы таковые и были. Вот не справится с отправкой эскадры за две недели — гоните поганой метлой и его, и Юмашева[45]. А пока…

— Я понял вашу позицию, товарищ Шестаков, — сказал Сталин, вновь вернувшись к обращению по фамилии. — Давайте отвлечемся от политики. Посмотрим, что получится, оставаясь на позициях чистого прагматизма. Только не воображайте, что неучастие в политике уберегает от ее последствий.

Шульгин вышел из Боровицких ворот со сложным чувством. Вроде бы и добился всего, чего хотел, а осадочек остался. Не туда пошел разговор в конце. Где-то он зацепил Сталина за больную точку. Обо всем договорились, а подкорка вождя желала получить ритуальную жертву, как компенсацию за все остальные уступки чужой воле. Сдал бы он Викторова, который в реальности был арестован и расстрелян совершенно ни за что (в здешней системе координат), вождь бы обрадовался, а тут вдруг… Слишком часто за последние дни ему приходилось поступать вопреки самым глубинным слоям своей личности. Снять раньше времени Ежова, притормозить террор, который был распланирован по пунктам на год вперед, вместо раболепного, заведомо на все согласного Ворошилова получить волевого, грубого, почти неуправляемого Апанасенко. Да и к резкому обострению на европейской шахматной доске он внутренне не готов. Привык действовать исподтишка, больше используя противоречия и трения между партнерами, нежели лобовые атаки и встречный бой.