Дали б ему сюда те три танка, с которыми он другую переправу защищал, куда веселее историю смоделировать можно было. Эффектный рейд до самого Сарай-берке, или как там у них походная столица называлась…
— Что, урядник, до подмоги продержимся? — спросил он, довольный сам собой. — Закуривай…
— Зельем не балуюсь, — покривился тот, но самому предложению не удивился.
Ну да, наверное, здесь, как во времена Алексея Михайловича, табак употребляют только очень независимые и богатые, конечно, личности, вроде как кокаин и опиум аристократы шесть с половиной веков спустя. Только — откуда его возят, если Америка еще не открыта? Опять Игорь маху дал.
Чтобы не оскорблять убеждения и обоняние нового соратника, подымил в сторонке.
Нет, до утра нападение вряд ли состоится: монголы, как известно из истории, народ осторожный, к лесу вообще относятся с опаской, а бродить в глухих дебрях столь же глухой ночью их только с помощью заградотрядов заставить можно.
— Гаси свет, брат Акинф, и ложись поспи, а я покараулю. Часа четыре на отдых имеешь, там и князь с людьми подойдет.
Глава двадцать вторая
Ростокин греб тяжелыми веслами, время от времени оглядываясь и сверяя курс с едва заметным огоньком лампады надвратной иконы. На душе у него было смутно. Словно внутри непонятного, вязкого, тревожного сна. То, что в этот непростой, честно сказать — отчаянный момент появился здесь Александр Иванович, хорошо. Он умеет принимать верные решения в любой обстановке, и его боевые качества Игорь знает. Как он легко и быстро обрисовал их реальную боеспособность, пересчитав взвод в полк.
Но как Шульгин мог вообще здесь оказаться? Они с Новиковым и Удолиным организовали Ростокину переход в астрал, через который он попал в мир юношеской мечты. И нашел здесь то, о чем грезил почти полжизни.
Увлекательный, по-своему спокойный век, совместивший в себе несовместимое. Позднее российское Средневековье, куда более цивилизованное и уютное, чем европейское. (В придуманном им варианте, конечно, как там оно на самом деле было — кинохроник не осталось, однако без инквизиции, крестовых походов, жутких эпидемий и антисанитарии городов.) Нашествие Батыя — это, разумеется, плохо, но, во-первых, не так уж оно было и страшно, если верить Льву Гумилеву, во-вторых — Ростокин догадался противопоставить ему совершенно оригинальное мироустройство. На исходном «субстрате», базисе ХIII века, — техническая и интеллектуальная надстройка второй половины ХIХ с элементами ХХ веков.
С детских лет в своем охваченном смутами, бесконечными мятежами, гражданскими и религиозными войнами двадцать первом Игорь мечтал о таком вот невозможном синтезе. Английский викторианский век, эпоха Александра Третьего и Владимиро-Суздальская Русь, которая, устояв против монголов, присоединив к себе Тверь и иные княжества, в союзе или федерации с Великим Новгородом стала бы величайшей европейской, а за отсутствием Америки и мировой державой. Твердой, просвещенной, гуманной, учитывающей все исторические коллизии, ошибки и преступления прежних и будущих правителей, истинный морально-политический облик союзников и противников. В общем — все, что он знал из курсов истории, «воспоминаний и размышлений» деятелей от Макиавелли до своих современников. Под его, разумеется, властью.
Но пришлось Ростокину стать всего лишь журналистом, военным и космическим. Приключений ему хватало, но мечты оставались мечтами.
Оттого так легко и безболезненно он вписался в команду «Андреевского братства», в их ХХ век. Эти люди оказались братьями по духу и устремлениям, только сумели наяву воплотить то, к чему его влекло подсознательно и безнадежно.
Внезапно осуществилось буквально все и даже немного сверху.
Княжна Елена оказалась живой и прелестной девушкой, еще более красивой и умной, чем в воображении. Встретившись в ситуации, когда он тоже смог предъявить ей свои лучшие качества, спасти от смертельной опасности и даже услышать добровольное и искреннее признание в любви, подкрепленное завещанием великого князя.
Теперь, может быть, Шульгин пришел, чтобы забрать его из этого мира?
Ростокин сейчас воспринимал окружающее многослойно. Так уже бывало с ним. Настоящее — это настоящее. Вполне реальный и единственно возможный мир. Как двадцать четвертый год в Москве, куда он вместе с Шульгиным пришел непосредственно из Новой Зеландии-2056. Хорошо при этом помня предыдущее существование. Сейчас, правда, — несколько более размыто. Такое случается, опять же, в снах — понимаешь, что спишь, удивляешься явным несообразностям происходящего в сравнении с явью и при этом продолжаешь вести себя в соответствии с сюжетом.
Игорь не мог «проснуться», разорвать связь с этой реальностью, как это случилось прошлый раз с появлением Артура. Но здешний Ростокин этого не знал, вместо Артура появился Александр Иванович, чем зафиксировал ситуацию. Кто его знает, может быть, и навсегда. Воспоминания о будущем если не растают постепенно, то сохранятся в обратном качестве — как часть обычных фантазий, более-менее тщательно проработанных под настроение.