Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

Демонстрация подлинного сюжета, по времени приблизительно совпадающего с тем моментом, когда они с Новиковым осваивали Москву-2005, или — намек. Горячим утюгом в грудь. Живи, как живешь, а то будет вот что…

Самое же… не страшное, не печальное, а вот именно — безысходное было в том, что он отчетливо понимал: увиденное — правда! Самая что ни на есть. И выбирать между ней и иными исходами пока еще позволяется. Пока еще…

«Послушай, что ты дергаешься? — сказал он сам себе. — Ты разве воображал в прошлой жизни, что будешь жить вечно? Конечно, нет. Другое дело, что о смерти как о непреложном итоге не слишком задумывался, а если и да, то позиционировал себя иначе, чем своих пациентов, которые в большинстве заканчивали жизнь именно так. Как фамилия того мужика, что поступил в отделение на последней стадии дистрофии печени? Белянчиков, кажется. Все порывался к субботе выписаться и шумел: „Доктор, я к тебе пришел здоровья взять!“»

Что ж, еще больше оснований, держа в памяти предложенную картину, считать любой другой исход счастливым избавлением.

«Все мы когда-нибудь умрем. В худшем случае — умрем немного раньше».

Он передернул плечами, вернулся в хижину и, будто получив очередной сигнал свыше, нащупал незаметную кнопку на стене напротив топчана. Топографически она выходила к краю обрыва, и ничего, кроме пустого метельного пространства, за ней быть не могло.

Однако сдвинулась в сторону деревянная панель, а за ней открылась освещенная электрическим светом комната совсем другого стиля. Гораздо большая, чем весь домик с его крыльцом и тамбуром, вместе взятыми. Довольно-таки пустая. Массивный стол, на нем устройство, могущее быть компьютером, но с земными или форзелианскими аналогами не соотносящийся. Подобие каркаса шлема из четырех взаимопересекающихся полос золотистого металла. Круглые головные телефоны в положенном месте, грушевидный микрофон на гибкой пружине. Перед столом деревянное кресло в венском стиле. Вот и все.

Можно подойти, сесть, возложить устройство на голову; можно плюнуть на пол, отвернуться и выйти. Знаем, мол, у Ефремова в «Лезвии бритвы» читали, чем такие забавы кончаются.

Здравомыслия хватило не уходить, но и прикасаться к короне он не торопился. Воспоминание о жалком «уходе» того человека в больничной палате прогнать не удавалось, как он ни старался. Привычные мнемонические приемы не действовали. Из всего следует извлекать уроки. Из варианта собственной кончины тоже.

Понятно, что сейчас непосредственно в Узел, такой, какой он привык себе воображать из прошлых посещений, его не пускают. Или в прошлом виде Узел просто не существует сейчас. Мутировал, переродился. Он ведь находится не в любой из «нормальных» действительностей, он — «где-то там». Никаких других подтверждений не надо, достаточно двери, открывшейся в комнату, на месте которой находится длящаяся до дна пропасти пустота.

Значит, прибор на столе либо приглашение к диалогу, либо капкан, последний и окончательный. Повторяем прежний круг дурной бесконечности: для ловушки (обычной, а не «сетевой») — избыточно сложно. К чему огород городить? Проще было оставить его умирать в пещере. Куда больше это похоже на эпизод компьютерной игры. Завершил очередной уровень и увидел за дверью приз: сундучок с волшебным оружием или лишней жизнью.

Может, в том и смысл? На «Призраке» он сделал неверный шаг и провалился на «исходную позицию». Здесь сориентировался, ошибки не допустил, ему и предложили очередное испытание.

Отказаться от бонуса — что тогда делать дальше? Покинуть хижину, углубиться в снежные дали неведомого мира? Вернуться к печке, завалиться на топчан и подождать развития событий? Пока вселенский компьютер не зависнет. Неинтересно. Или его все-таки подталкивают к последнему решению?

Нет, это всегда успеется. Убить его в любом случае не убьют, иначе и затевать спектакль не стоило бы, а ручку катапульты дернуть он всегда успеет.

Сунул погасшую трубку в карман. Преодолевая слабое внутреннее сопротивление, пристроил на голову шлем.

Что-нибудь ведь он ему покажет или подскажет? А как с этим обойтись, подумаем позже.

Без всяких звуковых или оптических эффектов компьютер со стола исчез, а по ту его сторону ниоткуда возник Антон. Выглядел он непривычно. Сидит на невысоком помосте в клетушке, образованной совершенно земного вида плетнем, каким на юге огораживают дворы. Палец можно просунуть между каждым неошкуренным прутом. Одет в подобие японского княжеского кимоно, которое идет ему гораздо меньше, чем белый капитанский китель или изысканный штатский костюм. Он производил впечатление не находящегося на расстоянии вытянутой руки человека, а третьего отражения в поставленных друг напротив друга зеркалах. Такого еще не случалось. При любом контакте, очном или через «рамку», вид у него был полнокровный и реальный до предела.

— Привет, — сказал Шульгин, беря инициативу в свои руки. А что ему еще оставалось? — Плоховато выглядишь. Что-нибудь не так? Где былая лихость и бодрость? Я не вовремя?