Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

Идеальное решение для врагов, если они на самом деле возжелали от него избавиться ненасильственным способом. Вполне в их «гуманном» стиле: сам выбрал комфортабельную плавучую тюрьму, и болтайся по волнам до скончания света, а точнее — срока автономности. У «Призрака» таковой составляет чуть больше месяца при полном экипаже, по питьевой воде и продовольствию. В одиночку можно протянуть месяца четыре-пять. Если наладить опреснитель и снабжение дарами моря — год, два, возможно и больше…

«Летучий Голландец», короче. При условии, что за это время ни до какого берега не доберется, что совсем не исключено. Заставят крутить циркуляцию посреди Тихого или Индийского — и привет!

Не мытьем, так катаньем.

Сашка решил проверить степень дозволенного. В ходовой рубке сел в капитанское кресло, пробежал глазами по приборной доске. Похоже, все системы работают. Нажал кнопку запуска двигателей, двинул от себя ручки дроссельных заслонок. Застучали движки, зафыркали, схватили, через минуту заработали в нормальном режиме.

Еще чуть газу. Лаг указал, что скорости прибавилось, на узел, два, три…

Он и сам это чувствовал. Больше нельзя, при полной парусности.

Большой деревянный штурвал за спиной больше для антуража, если действительно хочется ощутить себя марсофлотом[58] клиперной эпохи. Для управления под турбинами имеются манипуляторы. Он двинул правый, слегка, чтобы не поставить «Призрак» в галфвинд, что без перекладки парусов было чревато…

Яхта послушалась. Смешно, господа. А может, господа тут совсем ни при чем, это собственное воображение и в океан вывело, и всем прочим управляет? Человек во сне, да и просто в мечтах отнюдь не занимается пошаговым раскладом своих фантазий. Хочу плыть — плыву, лететь — лечу, а расчет тяговых усилий или подъемной силы — не для этого случая.

«Хорошо, — подумал Сашка, — сейчас еще одну штучку проверим, в соответствии с „Суммой технологий“, и отправимся отдыхать по той же программе».

Они с Андреем в далеком одиннадцатом классе настолько проработали и изучили все тогда доступные книги по мореходному делу, что, когда в Хабаровском крае Шульгин выходил на Амур с местными мужиками, они поражались способностям и познаниям молодого московского «доктора», то есть простого врача районной «Скорой помощи». Район, правда, был больше Франции, Голландии и Бельгии, вместе взятых.

Сейчас он восстановил в памяти схему управления парусами «Призрака». Имелась здесь автоматика, позволявшая Новикову даже без помощи роботов легко перемещаться по двум смежным океанам. Теперь мы попробуем.

Получилось: заработали сервомоторы, наматывающие на барабаны шкоты и брассы, пошли вниз марсель, грот и бизань, за ними вспомогательные паруса. Он оставил только кливера, чтобы помогали подруливать и держать курс. Еще чуть добавил оборотов на турбины. Стрелка лага двинулась к восемнадцати узлам. Если до упора — можно и за тридцать выйти, только зачем?

Стоит спешить, если не знаешь, куда плывешь? Яхта пока что слушается, ну и хватит. Не для этого он здесь.

Знать бы, для чего.

Лучше оставить все, как есть, задать автопилоту курс и спуститься в свою каюту, где он собирался жить долго и счастливо, совершая круиз по джеклондоновским местам, а потом, может быть, и полную кругосветку.

Там или сам сообразит, как быть дальше, или доброжелатели подскажут. Настрой — это главное.

Гиперсеть это тоже поняла, если признавать за ней подобную способность. Не дала она Сашке насладиться уютом тщательно оборудованной каюты, где сотня самых любимых книжек на прикроватной полке, несколько фотографий в ореховых рамочках на переборке и маленький личный бар, чтобы не шлепать босиком по коридору до кают-компании, если уж очень захочется «углубить» свое настроение.

Он собирался передохнуть от избытка впечатлений, кое-что вспомнить, а потом вернуться в рубку и пообщаться с большим компьютером, который умел очень многое, если верить словам Новикова и Ростокина. В него заложены специализированные программы для наладки и перепрофилирования роботов, но можно их использовать совершенно неожиданным для соперников способом…

Сбросил китель, вытянулся вдоль койки, размял сигарету, включил вытяжную вентиляцию, закурил, упершись взглядом в голографическую копию «Оперного проезда в Париже», трехмерную, слегка подсвеченную изнутри тем самым сероватым, дождливым светом. Выглядела она скорее окном, из которого писалась картина, чем репродукцией. Чуть прищурить глаза, отпустить воображение — и поедут фиакры, задвигаются спешившие куда-то на исходе прошлого века люди.

И тут же его, без всякого предупреждения, снова выбросило. Совершенно как из тела Шестакова на утреннем метельном шоссе. Наверное, свою функцию здесь он исчерпал — или сдал очередной тест. К добру или нет — непонятно.

Глава восемнадцатая